Из таблиц
1. Дама в бедечитать дальше- А она не придет, - радостно сообщила Лилин, покачиваясь с носка на пятку.
- Как это - не придет? - Когайджи вскочил из-за стола. Пустого стола.
- Доктор Нии хотел о чем-то с ней поговорить.
- И?
- И поговорил. В лаборатории, кажется.
Когайджи пнул стул. Стул скрипнул и сломался.
- Надо ее выручить.
- А может, она сама?
- А кто тебя кормить-то будет?
Лилин посмотрела на стол. Пустой стол.
- Ой, - севшим голосом пискнула она. - Мы должны непременно, непременно выручить Яоне!2. Сигаретычитать дальше- Сандзо, открой, пожалуйста, окно.
На заднем дворе маленькой гостиницы гуляют куры, очень худые и потрепанные. Еще, похоже, там располагается отхожее место. Калейдоскоп запахов врывается в комнатушку, выветривая сигаретный дым.
- Может, обратно закрыть? - предлагает Годжо. Без особой, правда, уверенности.
- Ну что ты, - улыбается Хаккай. - Свежий воздух необходим для здоровья.
Сандзо курит в открытое окно. На подоконник вспархивает тощий взъерошенный петух, склоняет набок голову и пристально рассматривает четверку.
- Наш будущий ужин, - говорит Гоку, просто чтобы что-то сказать.
- К вечеру мы уедем.
Сандзо выбрасывает окурок за окно. Куры тут же сбегаются - думают, что это еда.
- Им что, есть нечего? - Гоку перевешивается за подоконник.
- Они не ты, макака, они не могут есть все, что двигается, - фыркает Годжо.
Никто не вспоминает о том, что надо купить с собой еды, когда они уходят.
В воздухе пахнет сигаретами.3. Дракончитать дальше- Он съел мои сигареты!
Чтобы окружающие лучше осознали глубину трагедии, Годжо потряс в воздухе пожеванной пачкой.
- Что ты говоришь? Хакурю в рот не возьмет ничего подобного. Он слишком хорошо воспитан.
Маленький белый дракончик попятился Хаккаю за спину, чуть не запутавшись в ногах.
- А кто их мог так пожевать? Что я буду курить?
Сандзо демонстративно убрал собственные сигареты в карман.
- Я понятия не имею.
Годжо плюхнулся на кровать, злой и расстроенный. Из-под подушки вылетели обложки кассет. Погрызенные.
- Тетеньки голые, - заметил Гоку. - Это про что? Ааай! Больно же!
- Не смотри куда не просят. - сказал Сандзо, опуская веер.
- Хаккай, твой дракон съел мою порнуху!
- Между прочим, я велел тебе ее выкинуть. Неделю назад.
Годжо скис.
- Она потерялась.
- Зато теперь нашлась. Сходи и выкинь.
- Не буду я ничего...
Хаккай улыбнулся.
- Да-да?
- Иду, иду уже.
Проходя мимо Хаккая, Годжо нехорошо посмотрел на Хакурю. Тот засвиристел и попятился, скрывшись под кроватью.
Поздно вечером Хаккай налил в миску молока и поставил на пол. Хакурю высунулся, что-то усиленно жуя, увидел Хаккая и вскарабкался к нему на колени.
- Мы никому не скажем правду, да?
Хакурю выплюнул огрызки журнала с очередными "голыми тетеньками". Розовый язычок прошелся по носу Хаккая.
- В конце концов, ты скоро перестанешь тянуть в рот непонятно что. Не вечно же у тебя будут резаться зубки.4. Воображение важнее знания.
А. Эйнштейнчитать дальше– Ну как, Гоку, ты все выучил?
– Выучил, – сказал Гоку и уставился в пол. Ему было стыдно. Но погода была такая хорошая, а Сандзо почти не ругался,
Хаккай выглядел расстроенным. Он даже нахмурился, и Гоку заерзал на стуле: в самом деле, учиться надо было лучше. И слушаться Хаккая.
– Ну, расскажи мне таблицу умножения.
Хаккай уселся на стул и дружелюбно улыбнулся.
– Ха! – сказал Сандзо. Очень весомо сказал. Многозначительно.
– Не мешай нам, пожалуйста. Гоку, расскажи мне таблицу умножения. До трех.
Сандзо фыркнул и уткнулся в газету.
– Я не помню.
На полу, оказывается, были пятна очень любопытной формы.
– Я же говорил тебе, Хаккай: мартышку дрессировать бесполезно.
– Ты учил, Гоку? Отвечай, только честно.
– Я пытался!
Получилось очень жалобно.
– И что же отвлекло тебя от домашнего задания?
– Ха! – опять сказал Сандзо, шурша газетой.
– Я придумал сказку, – сознался Гоку.
– Вот как? А мне расскажешь?
– Она про еду, – фыркнул Сандзо, не отрываясь от газеты. – В жизни не слышал большего бреда.
– Это не бред! – возмутился Гоку. – Там есть пирожок! И он летает! А потом появляется булочка с карри!
– Как же ты такое придумал?
– Не знаю, – Гоку наморщил нос. – Ну, посмотрел на тебя, на книжки, и как-то придумалось.
И он протянул Хаккаю листок бумаги с нарисованным пирожком – в плаще и повязке.5. Запах: экзотическийчитать дальше– Учитель, учитель!
Филберт приоткрыл глаза. Он едва-едва успел задремать, наверное.
– Что такое?
Хейзеля всего трясло, губы дрожали, и он никак не мог толком объяснить, что случилось. Филберт мягко привлек его к себе, усаживая на кровать.
– Я... я видел зло. Как будто... как будто я екай.
– Плохой сон? – Филберт погладил его по голове. – Знаешь, у меня есть отличное лекарство от плохих снов. Посиди-ка здесь.
Филберт вышел из спальни – как был, в одной сорочке. Хейзель подобрал под себя ноги и уставился в стенку. Ну как объяснить, что это не просто сон? Что он в самом деле видел – холодное, темное, раскинутые крылья, монстр, чудовище – и каким-то образом это был он сам, Хейзель.
Филберт вернулся с большой кружкой.
– Ну-ка, выпей.
Хейзель взял кружку и тут же невольно улыбнулся: Филберт принес ему какао с корицей. Сразу стало спокойнее. И уютнее.
Пить было горячо, но зато так делалось не страшно. Темное и холодное отползало куда-то. Обратно в страшный сон.
– Екаи не проникают в людей, Хейзель. Это зло, но зло материальное. Ты ведь понимаешь, что значит материальное?
Хейзель кивнул. Из пустой чашки все равно пахло – теплом и заботой.
– Не бойся. Это просто сон.
– Так не может случиться на самом деле?
– Ну конечно же, нет. Ложись спать, только умойся сначала. У тебя от какао усы выросли.
***
Это очень больно – когда изнутри тебя рвется чужое, настолько чужое, что сознание выворачивается.
И почему-то кажется, что пахнет не кровью и болью. Чудится только еле слышный запах какао. С Колд-феста. Годжун | Темпо. Расплести косу.
читать дальшеВетер бросил в раскрытое окно лепестки сакуры, и только что дописанная строчка расплылась некрасивой кляксой.
Самые лучшие почему-то уходят первыми. У самых лучших хватает смелости на то, на что у других – благородных или мнящих себя таковыми – может и не хватить. Остается только отдавать долги и платить по счетам.
Медленно, словно совершая таинство, Годжун расплел косу и расчесал волосы. Снял со стойки катану – не свою, наградную. Она должна была достаться маршалу, официально – к очередной дате, неофициально – за то, что совершал невозможное, а бойцы возвращались живыми. Не досталась. А бойцы, уже его бойцы, не маршала, не вернулись.
Лезвие острое, шелковый платок в воздухе разрежет. Вот и волосы дракона обрезал – тихо-тихо, беззвучно почти жесткие пряди падают на пол. У него есть еще день или даже два, говорили доктора, как раз хватит развязать все узлы и покончить с делами. А на душе – долг, который необходимо отдать бывшему маршалу.
Закон прост и известен с детства: ты задолжал в этой жизни, но вернешь долг в следующей. Темпо уже шагнул в следующую жизнь, вот-вот шагнет и он сам. Служить так же верно и преданно. Исполнять долг.
Мысль обрывается новым приступом кашля. Наверное, если бы он сейчас мог – вздохнул бы с облегчением. И отдал бы честь тому, вслед за кем уходит. С Колд-феста. Годжун | Тенпо. Не по уставу. «Не смей курить, когда я с тобой разговариваю!»
читать дальше– Вот это – приказ. С печатью Нефритового императора.
Тэмпо с любопытством воззрился на приказ, который Годжун сунул ему едва ли не под нос. Приказ содержал ряд внушительных печатей и подписей и представлял собою восхитительнейший образец бюрократии Небес.
– Это приказ об увольнении вас с поста маршала и расформировании Первой дивизии. Вы можете предположить, чем он был вызван?
– Последней операцией Внизу, – послушно предположил Тэмпо и щелкнул зажигалкой. – Потому что мы действовали не по уставу.
– Неверно... не смейте курить, когда я с вами разговариваю! Он был вызван тем, что вы не озаботились написать рапорт так, чтобы нарушение устава могло быть вычислено.
Годжун посмотрел Тэмпо в глаза. Тот ответил непроницаемым взглядом из-под очков и снова щелкнул зажигалкой.
– Этот приказ был аннулирован. Мною лично. И знаете что? Я лично же найду вам генерала, потому что иначе все, что делаете вы, будет сведено на нет вашей же собственной безответственностью в отношении занимаемой вами должности.
Аннулированный приказ ему еще отзовется, мрачно подумал Годжун, когда за маршалом закрылась дверь, но иногда надо поступать не по правилам, а правильно.С Колд-феста. Бюрократия Небес | Западная армия. «Вечер, веранда, чай, яблоки»
читать дальшеКенрен любил свою работу. Нет, правда. Больше всего он любил ее как раз в такие минуты: годовой отчет дописан (а это значило, что к теме отчета он не вернется еще долго-долго), а другие вкалывают вовсю. Бойцы из второй и шестой дивизий как раз отрабатывали меткость стрельбы – причем из луков, не пистолетов. Тэмпо решил, что раз в уставе тренировки стрелков прописаны, надо для разнообразия их провести.
Так что они с Тэмпо пили чай (ну ладно, условно чай: на самом деле Тэмпо просто выгреб из банки сушеную траву непонятного происхождения, но и за чай сойдет) и наблюдали за дивизиями с командирской веранды. Должны же полевые командиры хоть иногда отдыхать!
К тому же, полчаса назад Гоку был отправлен домой, а это значило, что наступила тишина и спокойствие. Когда Кенрен был маленький, его собственные братья и сестры его утомляли – были такие же шумные и непоседливые, бегают и галдят, как птенцы. А с Гоку – не так.
– А почему мы мишеней никак не закажем? – лениво спросил Тэмпо. – Все рисуем и рисуем их на заборах.
Тут он был прав. Казарменный корпус Западной примыкал к корпусу Восточной, а их территории разделял внушительный забор. На нем-то и были изображены мишени.
– Ты пробовал. Даже взял у рогатого пара... у Годжуна бланк.
– И что?
– Рассмотрел его, сложил самолетиком и пустил в окно.
– О.
Они помолчали. Судя по отстраненному выражению лица Тэмпо, тот вспоминал бланк во всех подробностях. Кенрен лениво потянулся за чайником – чашка как раз опустела – и тут взгляд его упал на отчетные листы, которые он несколько часов заполнял и потом еще несколько часов заверял подписями и печатями в многочисленных кабинетах. В душу его закралось страшное подозрение. Он взял несколько верхних листов и перевернул.
– ...Тэмпо, а это что такое?
Тэмпо перегнулся через стол, протирая очки краем халата.
– Я полагаю, это тут яблоко нарисовано. Видишь: у него тут хвостик, тут листик, тут червяк.
– Надо же, а я думал, это птичка, – ядовито фыркнул Кенрен.
– А вот видишь, Гоку подписал, что яблоко. Значит, яблоко, – Тэмпо как будто и не заметил. – Тебе напомнить, как ты ему Конзена нарисовал? Я думал, Конзен тебя убьет.
– Тэмпо, – перебил Кенрен, пока тот еще чего-нибудь не напомнил.
– Что?
– Скоро сдача годового отчета.
– Ага, я помню. Еще чаю?
– Скоро – это завтра. С утра, в кабинете Годжуна.
– Я, представь себе, помню.
– А как ты думаешь, Годжун примет отчет, если на его обратной стороне нарисовано яблоко?
Кенрену довелось наблюдать редкое, редкое зрелище. Уникальное, можно сказать. Потому что екаи – это нет, это Тэмпо напугать не могло. «Административный ресурс» – это тоже нет, это «Тэмпо в бешенстве». А вот в панике ему Тэмпо увидеть не довелось ни разу – до сих пор.
Паника, впрочем, закончилась быстро.
– У нас ведь Эйдзэн с ребятами уже вернулись?
– Да, час назад должны были. А какое отношение это имеет к отчету?
– Ну, пока не появился ты, я этим уже пользовался… Просто у Эйдзэна талант подделывать подписи и вырезать печати.
– Какие печати?
– Ну знаешь, некоторые подписи без печатей недействительны. Он умеет резать по дереву, а их можно из дерева на скорую руку вырезать. Пока ты не взял отчеты на себя, мы так и делали обычно.
– И Годжун ни разу ничего не заподозрил? – «взял отчеты на себя» Кенрен решил пока пропустить мимо ушей, еще об этом спорить не хватало.
– А для чего, по-твоему, он в свое время навязал мне генерала?
Подделкой они занимались всю ночь – выдернутый прямо из столовой Эйдзэн все время бурчал под нос, что в жизни не заведет детей, даже если Фалинь его на коленях умолять будет, раз от этих детей столько забот. Впрочем, вся дивизия знала, что Эйдзэн у маленькой хрупкой женщины бегает по струночке.
– Поэтому я и не женюсь никогда, – сказал Кенрен, заканчивая очередную страницу. – Никто не будет мной командовать.
– Не будет, – согласился Тэмпо. – Сходи, пожалуйста, на склад, листы рисовой бумаги кончились, а обычная не подойдет.
Наутро, протягивая отчет Годжуну, Кенрен гадал, понял тот что-нибудь или нет. Годжун принял внушительную кипу листов с непроницаемым лицом и кивнул.
– Будьте добры передать маршалу, что я хочу побеседовать с ним лично. И что дерево и камень оставляют разные отпечатки, даже если человеческому глазу это незаметно. Это все, можете идти. Кенрен, Чилун, Годжун и Тэмпо
читать дальшеБлагородная госпожа Чилун слушала и кивала с таким скучающим видом, что Кенрену аж неудобно стало. Чем дольше он пытался развлечь благородную госпожу, тем более сомнительно у него это получалось.
Кенрен понял, что начал нервничать. У благородных дам было одно неоспоримое достоинство: все они были супругами государственных мужей, старых, занудных и... в общем, должностными обязанностями они занимались активно, а супружескими не очень. Благородные дамы, разумеется, скучали. Кенрен тоже скучал, так что они находили общий язык. К обоюдному удовольствию.
Благородная госпожа Чилун прибыла вчера. Тогда же они с Тэмпо впервые услышали, что Годжун вообще женат. Не то чтоб тема женитьбы среди старших офицеров была так уж популярна... просто так или иначе жены на жизнь офицеров влияли. Так что по крайней мере имена благородных дам Кенрен знал. Годжун, правда, в офицерских собраниях участия не принимал. Вот с Тэмпо они беседовали – пока Кенрен приводил в порядок (по правде говоря – переписывал и переделывал заново) документацию. Но у Тэмпо тоже глаза на лоб полезли, когда Годжун сообщил им о скором прибытии супруги.
– Не желает ли благородная госпожа прогуляться по саду? – спросил Кенрен. Он осознал, что не может отвести взгляда от мерно покачивающихся колокольчиков, которые украшали рога, и решил, что предпринимать меры надо немедленно.
Благородная госпожа Чилун качнула головой. Колокольчики зазвенели.
– Прошу простить меня, но не могли бы вы проводить меня в библиотеку?
О наличии в императорском дворце библиотеки Кенрен знал. Даже книги оттуда видел, главным образом, под кроватью, между сундуком и мигрирующей кучей старых носков.
– Эээ... да, разумеется. Но чуть позже, благородная госпожа, Император не дозволяет посещать библиотеку по утрам, когда сам там находится.
«Потому что мне, кажется, придется спихнуть тебя Тэмпо. Пусть он тебя и развлекает. И будь я проклят, если Император хоть раз сунул нос в собственную библиотеку. С него еще станется, что он тоже не знает, где она».
– Жаль. Ну что ж, давайте прогуляемся по саду.
С одной стороны, госпожа Чилун не пробуждала в Кенрене никаких охотничьих инстинктов. Совсем не так, как было с Мэй Линь, женой маршала Восточной армии. То есть с ней-то как раз все было хорошо, пока не кончилось плохо, но Мэй была последним более-менее серьезным увлечением, потом его перебросили в Западную, и стало не до серьезного, так что сравнивал Кенрен волей-неволей с ней. И Мэй держалась совсем по-другому. А эта рептилия… бррр, в самом деле на Годжуна похожа.
С другой – если Годжун поинтересуется у женушки, как ее развлекали, ему не понравится ответ. Придется развлекать как следует.
Он предложил Чилун руку, та посмотрела удивленно.
– Простите, генерал, но прикасаться ко мне дозволено лишь моему благородному супругу.
– А, извините. Не будем нарушать протокол.
Чилун оживилась. Даже зашагала быстрее. Кенрен думал, что ему придется приноравливаться к медленной скользящей походке – ей должно быть неудобно в церемониальной сбруе, – а она знай себе летит вперед.
– Мой благородный супруг о вас упоминал. О вас и о протоколе,
– Он, наверное, говорил о наших гениальных военных операциях?
– О, о гениальных военных операциях он тоже упоминал, когда рассказывал о маршале Тэмпо. О вас и нарушениях протокола он говорил несколько в другом контексте. Но сейчас вы и не думаете нарушать, я восхищена.
Кенрен раскрыл рот, пытаясь подобрать достойный ответ, который можно озвучить при дамских ушах, так и не подобрал и закрыл рот обратно.
А она ведь, пожалуй, очень напоминает Тэмпо, когда тому в голову взбредает поразвлечься. Вот что Годжуну-то так нравится общаться с маршалом, что он его раз в неделю стабильно вызывает «на ковер». Это он так по дому скучает. И по Чилун.
В прекрасном императорском саду было плохо одно. Во дворце можно было указать Чилун на тончайшей работы гобелены знаменитых мастеров (кто знает, из какого пыльного чулана их достали?) или на превосходные картины (младшая сестра Кенрена и то лучше рисует), а тут только сакура цветет. И пруды, сплошь заросшие лотосами. Скучно, в общем, это им вырваться из дворца или из казарм в радость, а ей-то неинтересно. К тому же, чем больше Чилун будет смотреть на окружающий мир, тем больше шансов, что она еще как-нибудь не выскажется.
На кенреново счастье, в саду уже прогуливались придворные дамы. Жены старших офицеров и чиновников имели привилегию находиться в императорском саду (Императора сад все равно не интересовал; Кенрен подозревал, что тот курсирует между тронным залом и собственной спальней, не дальше), так что нередко там бывали. И наверняка сплетничали. В данную минуту, впрочем, они не сплетничали, а намеревались выпить чаю.
Одна из них заметила, что они тут не одни, и что-то негромко сказала подругам. Дамы разом умолкли и повернулись к ним. Большинство из них упорно казались Кенрену смутно знакомыми, хотя он мог бы поклясться: из присутствующих роман у него случился только с Мэй Линь. Других он даже по именам не знал.
Благородная госпожа чуть заметно кивнула дамам, те низко поклонились. Не то узнали, не то вид у Чилун был слишком важный. Кенрен бы поставил на второе – он с незнакомым начальством тоже так определялся: кто больше всех важничает (и на ком самый дурацкий костюм), тот тут и главный.
– Вы можете идти, – взмахнула рукой Чилун.
Кенрен задумался. Распоряжение Годжуна звучало довольно недвусмысленно: ни на шаг не отходить от благородной госпожи. Совершенно верно, весь свой выходной. Нет-нет, должность генерала достаточно благородна для этого, маршал совсем не нужен, тем более, что маршал будет очень занят. Да, весь день. Однозначно, в общем, звучало. Без всяких дополнительных смыслов.
– Боюсь, госпожа, что не могу.
Дамы заулыбались. Мэй Линь закрылась веером, и Кенрен мог бы поклясться – ухмыляется, заноза!
– Ваш супруг просил сопровождать вас, вот я и сопровождаю.
– Ну что ж, сопровождайте.
– Не согласится ли благородная госпожа выпить с нами чаю?
Чилун ласково улыбнулась, обнажив клыки – не такие большие, как у Годжуна, когда тот орет на подчиненных (ну хорошо, конкретно на Кенрена), но все равно заметные.
– С удовольствием присоединюсь к вам.
И – хвать Мэй за руки! Сестрицы Кенрена так приветствовали младших по положению подруг.
У него, наверное, все отразилось на лице, потому что Чилун обернулась к нему и что-то шепотом сказала Мэй. Та прикрылась веером – Кенрен ее не видел, но сдавленное хихиканье вполне себе услышал.
Одно дело – в засаде лежать или там смотр принимать, но совсем другое – стоять как истукан и смотреть, как придворные дамы чинно беседуют с Чилун. А та, конечно, еще то им улыбнется, то на Кенрена косится: надоело ему или еще нет.
Этот день обещал не заканчиваться никогда.
***
– Она меня чуть с ума не свела!
– А ты как хотел? Она все-таки жена Годжуна. Годжун весь день сводил с ума меня, а она тебя, все честно.
– Чем это вы там с ним занимались?
– Бухгалтерией, тебе неинтересно. Помнишь, у нас то ружья лишние образуются, то патроны боевые, то пополнение принять можно, то разных блудных генералов, которых отовсюду повыгоняли? Наш бюджет вообще-то этого не предусматривает, чтоб ты знал. Это мы с Годжуном так каждый год развлекаемся.
– Да ну?
– Ну да, – усмехнулся Тэмпо. – Пока ты тут любезничал с прекрасной дамой, мы работали.
– О, неужели ты хотя бы на один день вспомнил о своих прямых обязанностях? Быть того не может!
– О, неужели ты не выносишь дамского общества? Быть того не может! – передразнил его Тэмпо. – Ничего, через месяц у Годжуна должна быть трехдневная увольнительная, и он уедет к Чилун. А мы насладимся тишиной и покоем.
– Как будто ты ими и так не наслаждаешься, – буркнул Кенрен себе под нос.
– Перед смертью не надышишься, но три дня тоже неплохо. Ты не видел, кстати, куда я дел конзенов детектив?
***
– Мой господин, ваш генерал удивительно несносен, – Чилун улыбнулась. Годжун улыбнулся ей в ответ.
– Он занимает этот пост почти год. Я знаю. – Он набрал пароль, и Врата распахнулись. Прошу вас, моя госпожа, будьте осторожнее. Я подам прошение, вы сможете стать придворной дамой и остаться здесь. Я, мой маршал и моя армия делаем все, чтобы на Небесах было безопасно.
– На Небесах слишком тихо, мой господин.
– Здесь безопасно, а в вашем положении…
– Наш сын придет в мир еще очень нескоро, – перебила Чилун. – Все может измениться. Но сейчас на Небесах слишком тихо, и в этом мире я жить не хочу.
Годжун склонил голову.
– Через месяц я смогу ненадолго приехать.
– Я буду ждать.
Она поклонилась и шагнула в портал.
А через месяц на Небесах разразилась буря.Релоад, постканон, Хейзель
читать дальшеЛу Синь с мужем повезло, это все так говорят, вся деревня.
Это он построил в деревне школу для детишек. Те любят его и с радостью учатся, а то и из соседних деревень кто-то приходит.
И церковь тоже выстроил он. По воскресеньям все-все рассаживаются на скамьи и внимательно слушают - а он рассказывает чудесные истории о хранящей людей доброй и справедливой силе свыше. Староста говорит, что уставшим от войны крестьянам вера нужна как воздух. Ну и что, что религия - непривычная, а сам проповедник далеко не все истории помнит. Зато его все любят и слушают.
А еще, когда напали екаи, именно он организовал оборону и спас деревню. В ту ночь никто не погиб, а он потом удивлялся - и как у него это вышло? - и сам смеялся своему удивлению.
И именно он рассчитал, где следует выкопать новый колодец, чтоб в нем всегда была вода. Не все поверили сразу, зато уж потом не жаловались.
Он не такой, как другие мужчины - те грубоваты и невоспитанны, а он - нет. Должно быть, рос при монастыре: столько всего знает и всегда такой вежливый. И всегда слушается Лу Синь, не было еще такого, чтоб они поссорились. Подруги ей немного завидуют: она сама слепила свое счастье - ухаживала за ним, потерявшим память, поддерживала, а потом не отпустила.
Но никто, кроме нее, не замечает, как он вздрагивает от самого обычного вороньего крика. Никто из них не слышит, как страшно он кричит, просыпаясь от очередного кошмара - который не может рассказать, потому что моментально забывает. Никто не видит страшные шрамы на его теле: будто из его лопаток вырезали, с мясом вырвали крылья. Никто из них не знает, как он глухо рыдает по ночам, комкая в руках все, что осталось от прошлой жизни: клочок желтой ткани с темным узором.
Все еще не в силах вспомнить самое важное - себя самого.Бласт, смена имиджа по первой главе
читать дальшеК счастью, это была наименее ценная половина багажа. Опять же к счастью, Санзо так и не выяснил, кто именно виноват в ее потере, поэтому досталось всем. но немножко. Ну хорошо, досталось только Гоку и Годжо, потому что Хаккай, как известно, ничего не теряет и не забывает. И еще немножко Хакурю, но это он сам виноват, нечего было под горячую руку лезть.
Однако вскоре выяснилось, что сгинувшие мелочи бывают необходимы. Жизненно, можно сказать, необходимы.
- Волосы лезут в глаза, - сказал Санзо.
- Купи себе заколочки в следующей деревне, - посоветовал ему Годжо.
- Санзо, не мог бы ты застрелить Годжо чуть-чуть попозже? - попросил Хаккай. - Мы все-таки над обрывом едем.
А Гоку ничего не сказал. Ему, конечно, лимитер оказал добрую услугу: отросшие волосы так, как Санзо, в глаза не лезли и не мешались, зато начали щекотать шею. А это ему уже ну совершенно не нравилось.
- Ты бы побрился, что ли, - сказала девушка.
Годжо торопливо ощупал подбородок. Ну да, щетина. Основательная такая. Он уже привыкнуть успел, а вообще неухоженно же выглядит со стороны. А он даже флиртовать толком с этой девушкой не начал.
- Годжо, там Санзо зовет, - сунул нос в дверь Гоку. - Уезжать пора. И он опять злится, так что ты лучше поторопись.
Заколочек Санзо, разумеется, не купил. Зато присвоил единственную уцелевшую расческу. Неудобно, конечно, но терпимо, думал Хаккай, приглаживая волосы пальцами. Чтобы они не торчали, приходилось укладывать их влажными, и это, конечно, тоже было неудобно.
Запасной монокль разбился, и это тоже было печально. Уцелевший был не самым удобным.
А Хакурю ехал куда вели и раздумывал: может, все-таки стоило не дать им позабыть в гостинице ту сумку? Они, конечно, очень забавно себя вели и переругивались, лишившись всего лишь ножниц, бритвы и расчесок, но это начинало раздражать.
Оставалось только надеяться, что скоро в их жизнь снова привнесут приятное разнообразие. Ну... или не очень приятное. Или даже совсем неприятное.
Главное, что это будет разнообразие.Кенрен и роман
читать дальшеЕе звали Лан и она была очень даже ничего. Маленькая еще, правда, но это мелочи.
Сам Кенрен считал себя давно взрослым – шестнадцать лет, чего уж там, третий в выпуске первой ступени Академии, еще лет пять на второй ступени – и в армию возьмут. Круче просто некуда, в общем.
А она на два года младше, дружит с его сестрицей Юи и считает (не иначе как с материнской подачи) всех военных неотесанными мужланами. Как-то так она ему и сказала, невинно улыбаясь.
– Почему, – спросил Кенрен у сестры, – твоя Лан такая вредная?
А та давай смеяться. Несколько лет назад они бы из-за этого разругались вдрызг, но с возрастом стали реагировать более мирно.
Ничего смешного, впрочем, Кенрен не находил. Из всех сестриных подружек Лан самая красивая и наверняка станет придворной дамой. На ней и жениться можно было бы, если б сама мысль о возможной женитьбе не пугала Кенрена так сильно. Военная карьера все-таки куда как приятнее – да и от семейства подальше. Отец, впрочем, повторял, что Кенрен скорее женится, чем дослужится до генерала, с его-то раздолбайством. Но почти у всех ребят с курса уже были подружки, а у него – нет.
– И к тому же у Лан уже есть парень, – сказала Юи, подтвердив его опасения. – Ты его наверное знаешь, он с твоего курса, зовут Энрай. И вообще, плохой у тебя вкус. Почему Лан тебе нравится, а Руомэй – нет?
Кенрен напряг память. Руомэй, еще одна сестрина подружка, была жуткой занудой, постоянно читала унылые толстые книжки и носила дурацкие очки. И, как он подозревал, не причесывалась.
– Да будь я проклят, – искренне сказал он, – если хоть раз в жизни по доброй воле буду общаться с кем-то вроде твоей Руомэй! А Энрай подвинется, я лучше. Лан оценит.
@темы:
Saiyuki,
Saiyuki Gaiden