Чукчеписательское — @дневники: асоциальная сеть

Дневник создан с целью складировать фики и драбблы) Хранилище на случай факапов.
Предупреждение. Ко всему оптом.
Тут сплошной джен, недояой, низкие рейтинги, намеки и флафф. Особенно по Принцу.
Здесь будут лежать еще и wipы, чтоб было стыдно.

Основной дневник

URL

суббота, 25 августа 2012

14:42

ДА-солянка

все записи пользователя в сообществе Айрелери

Такие вот мелочи и делают нашу жизнь по-настоящему счастливой

"Лисенок", четырнадцатилетний Андерс, первый побег и неожиданные встречи

читать дальше

Пирожки

читать дальше

Диалоговые миники
читать дальше

Стихи

читать дальше

@темы: ДА

URL

14:28

ДА-драбблы и мини, еще несколько

все записи пользователя в сообществе Айрелери

Такие вот мелочи и делают нашу жизнь по-настоящему счастливой

Андерс-Мииран

читать дальшеГаррет был большой любитель посмеяться. Он ухохатывался, когда рассказывал Андерсу о последней просьбе Миирана: избавиться от лорда Хариманна. Ведь это же так забавно: пока беженцы готовы снять с себя последнюю рубашку, благородные лорды и леди режут друг другу глотки чужими руками.
– Не хочешь поучаствовать? Нет? – закончил Гаррет свой рассказ. – Ладно, мы сами, там работа несложная. Если так пойдет и дальше, к следующему месяцу накопим на экспедицию!
Гарретувсегда было очень трудно объяснять, что и почему делать нельзя. За две недели знакомства Андерс успел усвоить это слишком хорошо. Можно сколько угодно повторять, что лорд Хариманн спасает беженцев, а за дополнительную плату готов вывезти из города мага. После гибели сестры маги, сколько их ни есть на свете, Гаррета не волновали, он и к самому Андерсу относился как к хорошему приятелю, которого можно хлопнуть пониже спины, но о проблемах которого слушать совсем неинтересно.
Как найти Миирана, он примерно знал: по ночам в Нижнем городе вечно отирались какие-то банды. За себя он не боялся – его узнавали в лицо, а убивать того, к кому таскаешь раненых товарищей, попросту глупо. Даже бандиты это понимают. Даже те из них, кто занимается контрабандой лириума и этого самого лириума нанюхался на целую жизнь вперед.
Командир Клинков сидел на сломанных бочках на задворках «Висельника» в компании трех здоровенных, в полтора Гаррета и в два Андерса, охранников. Одного из них Андерс даже смутно припоминал – это была первая его рабочая ночь в Киркволле, местный бордель, тихий голос, признававшийся в очень, очень дурном заболевании, и десять золотых, на которые Андерс и сумел открыть лечебницу. Это был первый и последний раз, когда он взял деньги.
Увидев его, охранники встревожились, повскакали с мест, заслоняя командира, но Мииран отмахнулся. Узнал, наверное: пару раз Андерсу приходилось присутствовать при его разговорах с Гарретом.
– Чего-то хотел?
Этот равнодушно-презрительный тон и манеру смотреть мимо собеседника Андерс прекрасно знал. Точно так же держался Гаррет, когда ни за что не хотел показывать, как ему любопытно. Вот, значит, от кого набрался.
– Да, сударь. Я пришел попросить вас отменить заказ на устранение лорда Хариманна. Я… я готов заплатить. Вдвое больше, чем ваш заказчик.
Взгляд Миирана скользнул по истрепанной верхней мантии Андерса и его стоптанным сапогам.
– Правда? Ты не слишком похож на человека с тридцатью золотыми в кармане. Или Хоук тебе подкидывает денег? Ты ведь из его мальчиков?
– Вам заплатили пятнадцать? – насчет «мальчика» Андерс решил пока пропустить; Гаррет мог и не такое брякнуть.
– Мне заплатили пятьдесят. Но у тебя нет даже тридцати. Есть что предложить еще?
– Я могу бесплатно лечить ваших людей.
– Ты и так лечишь бесплатно весь город. Еще?
Это было как поединок: переупрямить, заставить выслушать. Андерс видел, что Миирану наплевать на лорда, оставалось только предложить ему что-то равноценное той сумме, которую за лорда заплатили. Деньги взять неоткуда, это ясно, а вот если…
– Я знаю магов-отступников, которые не прочь подработать. Вам ведь некем заменить Гаррета?
Гаррет обычно хвастался тем, какой он незаменимый, после третьей кружки. После нее же он рассказывал, что видел Ведьму Диких земель, как святая сестра из Лотеринга купается голышом и еще Героя Ферелдена. Но Андерс все-таки надеялся, что хотя бы это правда.
– Я это обдумаю. Тебе сообщат. И уходи, пока кто-нибудь не позвал храмовников.
Насколько Андерс знал таких людей, ему только что сказали «да». Конечно, лечить бесплатно тоже придется – раз услышанного ему не забудут. Да и денег, скорее всего, придется достать.
Но зато в местном высшем свете у тех немногих магов, которые решились что-то сделать, останется покровитель. А это стоит сделки с местным преступным миром.

Гаррет-Андерс

читать дальшеГаррет твердит – у них это семейное: влюбляться в отступников и переворачивать жизнь вверх тормашками, лишь бы вместе, лишь бы не разлучаться. Только когда Андерс отказывается переехать к нему в Верхний город – отмахивается: не хочешь, ну и ладно, а то в свою лечебницу не набегаешься. Гаррет клянется в верности и смотрит так, как, наверное, смотрели на Андрасте освобожденные ею рабы. Только руки Фенриса и Изабеллы обвиты одинаковыми повязками, а выпив, Гаррет хвастается, как в борделе его прозвали «Капитан Неутомимый».
Гаррет обещает, что Андерсу никогда и ни с кем не было и не будет так хорошо, и та самая, первая их ночь была особенной; выгибаясь в сильных и нежных руках, Андерс впервые не вспоминал своего первого и единственного, узкую кровать в общей спальне, колючую бороду и как потом было неудобно сидеть за ужином, а смотрел в глаза своему мужчине, отдавая себя и сдаваясь чувствам, которые никогда еще себе не разрешал. Только Гаррет все чаще и чаще приходит вечерами в лечебницу просто поговорить – «Я же вижу, что ты устал и все равно не хочешь, давай просто посидим».
Ты не заслужил право любить, вот и все, каждую ночь шепчет то ли Справедливость, то ли собственный рассудочный голос; иногда Андерс их путает. Мы должны бороться.
Не может быть никаких компромиссов, и на улицы сыплются раскаленные камни. Воздушная волна и чистое пламя раскрошили обломки Церкви в мелкий щебень. Город горит, и люди сходят с ума; в глазах тех, кому прикрывал спину, – ярость и отвращение. Лицо Себастьяна искажено болью и ненавистью, лук в его руках взлетает быстро, так быстро, что успеть не получается: усыпление виснет в пальцах Мерриль, кинжал Изабеллы долетает до цели, но уже поздно, и стрела летит.
Андерс успевает заметить непредставимый, невероятный ужас в глазах Гаррета, а потом ему больно, очень больно, зазубренный наконечник вошел неглубоко, но страшно рвет ему грудь, а мана истощена так, что он сейчас способен только на слабые целительные заклинания.
А потом это все становится неважным.
Его собственная рана болезненна, но не смертельна и могла бы считаться легкой.
У Себастьяна страшный дальнобойный лук.
И прежде, чем попытаться добраться до андерсова сердца, стрела насквозь пробила тело Гаррета.

Андерс

читать дальшеВ шестнадцать лет Андерс ничего не боится и не верит, что с ним тоже может случиться плохое: ничего не страшно, и можно пролезть ночью в девичью спальню, выбраться из окна по связанным простыням и добежать аж до лодок, ведь за это ничего не будет, а еще можно красоваться перед зеркалом, так и этак поправляя волосы, носить золотые серьги – красиво же, и пусть все смотрят, ведь по праву говорят, кто самый красивый мальчик среди учеников, и пусть завидуют, пусть желают. Он рисует в учебниках тигров и голых девушек, флиртует с Карлом Теклой и сидит ночами на подоконнике, чтобы послушать, как там, на свободе, дует ветер, и клянется себе, что обязательно убежит.
И в двадцать лет тоже ничего не страшно. Андерса заперли в камере-одиночке, где только темнота, глухая и пустая, и в ней шепотки – голоса, которые зовут освободиться. Голосам можно не верить, это же так просто, это с детства затвержено – Тень не несет ничего доброго; нужно просто потерпеть, и все снова будет хорошо. Охранники говорят, что если он будет хорошим мальчиком, его будут как следует кормить и даже принесут какую-нибудь книжку, а он смеется им в лицо, неумело ругается – всеми словами, каких поднабрался за свои побеги. То, что за этим следует, причиняет боль, но не ломает. Это еще не страшно.
В двадцать пять Андерсу тоже не страшно. Единственный и родной исчез из его жизни, уехал в Вейссхаупт, но одиноко больше никогда не будет. От Справедливости как будто исходит тепло, его голос постоянно рядом: я здесь, я с тобой, мы справимся, мы теперь вместе. Сходить на берег тоже совсем не страшно, только разгорается внутри пламя гнева – действительно похоже на пламя и недаром демоны гнева объяты огнем. Берег Киркволла – это Казематы, крепость с крохотными окнами, тяжелыми решетками и тюремщиками. Мы изменим это, думает то ли Андерс, то ли Справедливость. Мы все исправим.
В двадцать восемь ему не страшно по-прежнему. Люди идут за ним и слушают его; их, подпольщиков, мало – счет даже не на десятки, но они доверяют друг другу и верят в то, за что сражаются. Андерс счастлив как никогда, и Справедливость счастлив вместе с ним, они слиты так плотно, что уже не разорвать связь, не расстаться, надо бы жалеть – но он не жалеет, ведь так они могут бороться. Ему не страшно, потому что есть кому заслонить в бою и притащить бутерброды в постель; единственный и родной смеялся бы: опять ты западаешь на здоровенных бородатых мужиков старше себя, а они готовы на руках тебя носить; это не страшно, это отчаянно здорово, потому что Андерс впервые может открыто и вслух сказать: я люблю.
То, что Андерс испытал в тридцать один, трудно вообще назвать каким-либо чувством. Дымящиеся камни и разломанные статуи, Казематы пали, тюрьма рухнула, нет больше никаких стен, нет больше трусливой Святой матери, которая могла бы защитить магов, но не стала, нет сумасшедшей фанатички, больше шести лет убивавшей этот город, нет никакого Круга; где-то там, в городе, больше нет дома, который последние три года можно было называть своим. Выжившие маги, наверное, сейчас уже выбрались из города, и Тедас восстанет, все обязательно будет хорошо. Нужно радоваться, ведь все получилось, а свою цену он готов заплатить.
Но пламя выжгло его изнутри, и теперь он не чувствует ничего вообще.

Еще Андерс

читать дальшеСам виноват.
Это с каждым ударом сердца, это каждый день, каждую минуту и каждый вздох. Ты сам виноват. Гаррет жил так много месяцев, но время не лечит. Время сделало только хуже.
Он должен был сказать: «Пойдем со мной», а вместо этого оттолкнул и рявкнул: «Убирайся». И пяти минут не прошло, как пожалел: к демонам церковь, к демонам весь этот город, если сейчас он разрушил то, к чему три года шел, а потом еще три пытался удержать. И винить, кроме себя, больше некого.
Когда Гаррет узнал, что восстают Круги, сразу подумал: теперь смогу. Теперь найду, мы снова встретимся, и я скажу… Что сказать, он пока не придумал, главное было найти, посмотреть в глаза, взять за руку и понять: жив. А там – не страшно даже, если уже ему скажут убираться вон. Заслужил.
Повстанцы встретили радостно, им явно не до того, чтоб выбирать, кого бы они хотели видеть в своих рядах. Магом Гаррет не был, просто сказал, что их свобода для него важна в память о другом человеке, и его приняли.
Он искал. Расспрашивал, высматривал, пытался сблизиться с кем-нибудь, в надежде, что другу расскажут то, чего не станут говорить чужаку; никто ничего не знал. Целителей среди повстанцев было немного, их всегда немного, это редкий дар – и гибнут они первыми, не в силах защитить себя, но стремясь спасти своих близких. Гаррет слишком хорошо помнил, как сложно было заставить держаться за спинами товарищей, не лезть, не подставляться. С другими так же, наверное.
В конце концов ему разрешили поговорить с предводительницей; не потребовалось даже спрашивать: она только взглянула ему в глаза, прищурилась – и все рассказала. Да, примкнул в самом начале, было дело. Почти никто его не помнит и не вспомнит: храмовники сразу потребовали выдачи в обмен на то, чтоб дать немного времени тем, кто хотел просто уйти; выдавать никто не собирался, но пока обсуждали, как быть, он пошел и сдался сам.
Сам и виноват.

Андерс-Себастьян

читать дальше– С тобой в Круге что-то произошло? – спросил Себастьян, глядя мимо Андерса. – Я так понимаю, в Ферелдене возникли какие-то проблемы…
Проблемы. Мальчики и девочки, умирающие, приговоренные заранее и заочно. Ульдред, которого бы преступником заклеймить, да язык не поворачивается – только самая сладкая, самая отчаянная мечта, только жажда свободы заставляет человека обратиться к магии крови. Десятки погибших. Лучший исход из возможных: одержимые не вырвались. А что маги погибли – разве это когда-то кого-то волновало?
Да, конечно, как еще назвать, если не проблемой.
– По-твоему, если магу худо в Круге, то только по вине демонов? Нет, дело не в Ульдреде. И не в том, что меня избил или изнасиловал какой-нибудь храмовник…
Такое случается и всегда случалось. Если не повезло родиться красивым, на тебя будут засматриваться, тебя будут желать, и не всегда сможешь убежать или отболтаться. Андерс слишком хорошо помнил, как это: когда тебе всего шестнадцать лет, а их двое, и кричи, не кричи, никто не услышит, и ты, конечно, сам виноват – сдуру забрался в подвал в одиночку – но происходящее – чужие руки задирают мантию, зажимают рот, трогают везде-везде – так несправедливо, нечестно и неправильно, что до слез; разве может первый раз быть таким? А потом пришел сэр Айзек, прогнал их и долго сидел с Андерсом, обнимал его, гладил – тяжелые сильные руки скользили по спине, перебирали волосы, а Андерс, прильнув к нему, тихонько плакал. Сэр Айзек всегда был таким добрым, когда Андерса наказывали – жалел, носил ему еду в одиночку, ни разу не ударил и останавливал тех, кто пытался избить, все время пытался прикоснуться – погладить по голове, потрогать за руку; Андерс так и не понял, что это значит, пока не стало слишком поздно.
– Такое и вправду случается, но мне повезло, – продолжил он, пытаясь поймать взгляд Себастьяна.
Это ведь не изнасилование, это не как с Кейли или Террином, сэр Айзек не выкручивал ему руки, не швырял на пол – просто завел в свою комнату, запер дверь, посадил себе на колени, и Андерс сидел, зажмурившись, боясь вздохнуть, пока его раздевали, замирал, когда сэр Айзек начинал целовать его. Могло быть намного, намного хуже. Повезло. Повезло, что сэр Айзек его защищал от других, повезло, что Андерс догадался, что плакать и вырываться нельзя, иначе сэр Айзек разозлится и будет делать больно нарочно, повезло, что сэру Айзеку нравилось брать его сзади, и не надо было смотреть в глаза, повезло, что сэр Айзек хотя бы старался быть нежным, и Андерс, наверное, вправду ему нравился…
А у других и этого не было.
Себастьян смотрел заинтересованно-равнодушно, ожидая, что Андерс скажет еще.
– Дело в принципе – в свободе, которой любой уроженец Тедаса обладает по праву рождения.
Эльфам в эльфинаже и то живется легче. Ты не можешь распоряжаться жизнью, смертью, телом и душой. Ты не принадлежишь себе. Ты вещь, предмет, опасный предмет, вот и все. Не-магу – не понять.
Себастьян, поправляя красивые, дорогие доспехи, вздохнул.
– Тебя отдали в Круг. Меня отдали в Церковь. Хоука изгнали с родной земли порождения тьмы. Все мы несвободны.
Наверное, он даже не лгал. Может быть, даже не радовался, когда его назвали святым братом: он вроде бы однажды рассказывал о своем прошлом, но Андерс не слушал, как не слушал их сейчас Хоук, который отошел к доске объявлений возле лестницы к Церкви.
А может, лгал так искусно, что давным-давно обманулся сам.

Андерс

читать дальшеСамый темный час – перед рассветом. Если тебе страшно и грустно, помни: скоро встанет солнце и прогонит темноту. Так говорила мама, прогоняя нехитрые детские горести.
Это помогало в Круге, когда Андерса наказали за первый побег, выпороли, оставили без ужина и заперли в спальне. Он сидел на чужом сундуке и мысленно повторял: все закончится, вернутся друзья, дадут списать уроки и принесут заботливо украденные яблочки. И можно будет лежать обнявшись, забравшись с головой под одеяло, и рассказывать им, как это – босиком по траве, пересыпать песок сквозь пальцы и вдыхать запах нагретых камней.
Это помогало позже, когда темнота карцера сжималась, шепотками из тени проползала в уши – давай, решайся, ты можешь это прекратить. Год не бесконечен, а Андерс ведь сильный, он выдержит и темноту, и одиночество, и то, что бывает, когда охранникам становится скучно. Все закончится, и они с Дайленом пойдут на крышу, будут держаться за руки и смотреть на облака. Все развеется, и темнота пройдет.
Это помогало, когда на стены Амарантайна волна за волной накатывали порождения тьмы, за спиной стояло городское ополчение – необученное, сплошь из крестьян-беженцев, Дайлен молча сжимал его ладонь, а Нат вдруг вскочил, притянул к себе, коротко поцеловал и выпустил. Стены уже кое-где рухнули, а сумка с лириумными склянками давно опустела – на втором десятке Андерс сбился по счету, сколько выпил, все равно больше трех в день нельзя, и там, на горизонте, поднимался жирный черный дым – отсюда он казался тонкой струйкой, и это горела Башня. Дом. Но все кончится, и завтра будет новый день, и друзья обязательно, непременно выжили, и когда они вернутся из Амарантайна и будут разбирать завалы, Вел что-нибудь скажет насчет косоруких шемленов, которые даже стены построить не в состоянии, а Нат объяснит, зачем вообще целовал, а может, поцелует еще раз.
Это помогало, когда Андерс вернулся в лечебницу, а перед глазами все еще стояла печать усмирения на лбу Карла, и было так пусто и больно осознавать, каково это – потерять душу, лишиться своей сути, так невыносимо страшно видеть, как родной и близкий человек хуже чем мертв – и хочется помнить его руку, скользящую по бедру, под мантией, и то, как острый угол книжной полки впивается в спину, и его глаза близко-близко – а теперь навсегда запомнятся только выжженная печать, мертвый взгляд и горячие брызги крови. Но даже сейчас, повторял Андерс, все кончится, потому что тот человек, который помог ему, Гаррет Хоук, обещал зайти еще, и от его голоса, от его улыбки, от его нелепых и глупых попыток ухаживать становилось то ли смешно, то ли неловко самому, но пусть бы так и продолжал шутить, разглядывать восхищенно, как заграничное чудо – пусть бы приходил и приходил снова.
Только это все – не самый темный час. Самый темный час – это когда охрану в Казематах усилили так, что нельзя не то что вывести оттуда людей – хотя бы поговорить с кем-нибудь или добраться до библиотеки, и двое самых отчаянных подпольщиков уже попались. Казнены, конечно. Это когда ничего, ничего нельзя сделать, как ни старайся – потому что тех, кто хочет и может сражаться, все меньше, а врагов все больше. Это когда надежды нет. Совсем. Новый день не придет, а самый темный час превратится в глухую непроглядную тьму.
Но так нельзя. Так несправедливо. Так не должно быть и не будет.
И Андерс понимает: он зажжет свет сам.

Гаррет-Андерс

читать дальшеСамое сложное началось примерно пару недель спустя, когда схлынула первая волна счастья от того, что они с Андерсом теперь были вместе. Это «вместе», как выяснилось, тянуло за собой еще и непривычное, неудобное – и об этом Гаррета никто не предупреждал. Брак родителей казался идеальным; Гаррету и в голову не приходило, что жить с кем-то дорогим может оказаться так трудно.
Гаррет любил спать в центре кровати, любил вино со специями и полежать по утрам подольше. Вино ему запретили в первый же вечер – как же, вредно и Справедливость не одобряет; спать теперь приходилось с краю, да еще и отодвинувшись – очень быстро выяснилось, что если спящего Андерса обнять или прижать к себе, он тут же просыпается, вскакивает, как от кошмара, смотрит испуганно и виновато, а потом уходит спать в гостевую комнату. И семейных ужинов у них тоже не выходило. Чаще всего Андерс возвращался поздно, слишком уставший, чтобы есть, забирался в купальную бадью, а потом сразу в кровать. Гаррет вспоминал, как мама в Лотеринге задерживалась у старосты Мириам, приходила за полночь, а отец всегда ее дожидался, и ее глаза, уставшие, сонные, сияли таким невероятным счастьем, встречаясь с глазами отца, что Гаррета теперь не оставляло чувство: он что-то делает очень сильно не так. Они оба что-то делают не так.
И поваляться до полудня тоже не особенно получалось: Гаррету так нравилось ловить Андерса за руки, еще сонного, еще пригревшегося, еще растрепанного, опрокидывать обратно на кровать, наваливаться сверху и серьезно рассказывать, как именно сейчас они будут любить друг друга, – а Андерс норовил вскочить еще до рассвета и убежать в свою лечебницу. И любимую позу Гаррета он тоже не любил – они попробовали как-то, но стоило Андерсу опуститься на четвереньки, а Гаррету – просто положить ему руки на бедра, как Андерс весь напрягся, увернулся от ласк, замотался в простыню и попросил Гаррета никогда больше так не делать. Он отводил глаза и голос у него дрожал, и Гаррет пообещал, не понимая толком, в чем дело и чем он ухитрился обидеть; обидно было самому, но расспрашивать Андерса даже пытаться не стоило – все равно он никогда не рассказывал, если не хотел сам.
Все шло не так, как представлялось, когда Гаррет за руку вел Андерса к кровати в их первую ночь, а наутро обнимал, боясь поверить, что нашел свое счастье и никуда больше не отпустит.
Наверное, это было все равно как жениться. И наверное, мог бы помочь разговор по душам с отцом или с каким-нибудь старшим родственником, специалистом по семейной жизни, но у Гаррета никого, кроме дяди Гамлена, не было. Идти к нему с вопросами типа «Мой Андерс не хочет заниматься со мной любовью, запрещает пить, и по-моему, у нас все идет наперекосяк» было бы абсурдно, Гаррет даже примерно представлял, что услышит в ответ и куда дядя ему посоветует пойти. Может, мама бы помогла – но ее уже несколько месяцев не было в живых.
«Лучше б мы и дальше просто встречались», – подумал он раздраженно, когда Андерс пришел ближе к утру и осторожно пробрался в постель – решил, наверное, что Гаррет спит, и не хотел будить. Подумал – и сам испугался своих мыслей: разве можно так об Андерсе? Разве для этого он три года добивался андерсова внимания, долго, терпеливо ухаживал, чтоб не оттолкнуть, не отпугнуть, учился говорить «Я люблю» так, чтоб это не было похоже на «Я хочу с тобой переспать» и Справедливость не обиделся, разве кроме Андерса что-нибудь имело значение?
Он просто устал, вот и все.
Но следующей ночью Андерс не пришел вообще, а днем прибежал грязный оборванный мальчишка и передал Гаррету записку – Андерс передавал, что у него какие-то очень важные дела, и ближайшей ночью он будет очень занят, вернется послезавтра, так что пусть Гааррет не волнуется. Про свои очень важные дела Андерс никогда не рассказывал, хотя Гаррет, конечно, подозревал, что они как-то связаны с подпольем. Уговаривать его перестать переходить дорогу храмовникам и специально нарываться на неприятности было совершенно бесполезно – Андерс сердился и сразу обрывал разговор.
Гаррет думал, что наконец проведет вечер как мечталось – но в пустом доме было тоскливо и холодно. Вино со специями совсем не утешало, а стоило устроиться в кресле поудобнее и положить ноги на стол, как сразу представилось, как Андерс бегает где-то по чужим подвалам и наверняка рискует собой. Что-что, а рисковать он умеет, сколько раз уже приходилось выдергивать его с линии огня или отпихивать себе или Фенрису за спину, когда они куда-то отправлялись все вместе. Андерс только смотрел недоуменно и спрашивал: как же он будет прикрывать, лечить и поддерживать, не зная, кто в каком состоянии и что с кем вообще происходит? А подпольщики эти его наверняка даже не подумают, что целителей нужно беречь.
Ждать было неуютно и неприятно. Ждать и не знать, что происходит. Когда Андерс жил у себя в лечебнице, Гаррет и знать не знал, ночует он там или нет – Андерс никогда его о своих делах в известность не ставил. Ни о чем не знать и узнавать только по факту было куда проще и спокойнее, чем волноваться, переживать и представлять, как там твой родной человек нарывается на все возможные неприяности, сколько их ни есть.
Гаррет вертел в руках давно опустевшую чашку и осознавал, что, пожалуй, в этой их новой жизни – вместе и вдвоем, как супруги, – самым тяжелым станет именно это тягостное ожидание, а не андерсовы привычки или странности. В конце концов, не было ничего страшного в том, чтоб заниматься любовью так, как нравилось бы им обоим, не распускать руки ночью и принять как есть, что лечебница и помощь беженцам из андерсовой жизни никуда не денутся. Точно так же, как Андерс принял гарретову собаку, привычку класть ноги на стол и есть в постели бутерброды.
Я справлюсь, пообещал себе Гаррет, я ведь люблю его, я не буду лезть в его дела, и мы сможем привыкнуть, и все будет хорошо, и я научусь его ждать…
А наутро по всему Киркволлу разнеслась новость. На перекрестках и площадях говорили: ночью мажеское подполье накрыли. Говорили: мирным жителям больше ничто не угрожает.
Говорили: теперь можно спать спокойно.

Амелл, его друзья и его королева

читать дальшеУтром Герда объявила, что во сне познала тайны прорицания судьбы и будет делать всем предсказания. За одно предсказание она просила печенье, яблоко или провести ее в потайную каморку подсматривать, что происходит в раздевалке рекрутов. К вечеру к ней уже выстроилась целая очередь, а печенья Герде теперь хватило бы на месяц вперед.
Дайлен пробовать не хотел, но это его не спасло: Андерс выпросил у Герды сначала сеанс для себя – бесплатно и вне очереди, – а потом ухватил дайленову руку и, не обращая внимания на возмущение своего лучшего друга, бессовестно сдал на растерзание коварной предсказательнице. Обнадежив Дайлена, что все правда и все сбывается, Андерс еще и сбежал к своему ненаглядному Карлу Текле, и Дайлен с Гердой остались наедине.
Гадала она, как мигом выяснилось, на костях. Насколько Дайлен помнил уроки Винн – лучевых. Человеческих, не эльфийских.
– Бросай их на пол! – скомандовала она, получив заветное печенье. Отдавать его было жалко, потому что сладостями что Дайлен, что Андерс старались делиться с маленькими и с теми, кого только что привезли, а Герда, между прочим, и без печенья была кругла и довольна своей жизнью.
Кости выглядели такими грязными, как будто их вытащили из подвала, помыли в луже, причем где-то в том же подвале, а потом уронили в липкую пыль. Да и предыдущий владелец обращался с ними не особенно бережно и тоже никакого понятия о гигиене не имел.
– Дайлен, они не кусаются. Бросай давай.
Прекрасно осознавая, что они занимаются глупостями, Дайлен бросил кости на пол. Они легли неаккуратной кучей, в которую Герда глубокомысленно всмотрелась, а потом сказала, что ждет Дайлена страшное испытание и большая любовь к кому-то очень красивому и светловолосому и невероятная боль. Дайлен возмутился было, что в жизни не слышал большей чуши, но Герда захихикала – так противно, как обычно хихикают девчонки, когда затевают пакость, – подхватила свои кости и была такова.
Впрочем, поразмыслив в пустой спальне над учебниками, Дайлен решил, что не так уж она и неправа. Страшное испытание наличествовало во всей красе: над ним висела пересдача энтропии. Если тебе легко дается стихийка, с энтропией и целительством можно распрощаться, как говорили старшие маги. А вот кто-то очень красивый и светловолосый Дайлену был исключительно как брат. То есть они, конечно, целовались – да и не только целовались, – но оба решили, что раз по дружбе, то это все не считается. И никакой невероятной боли от Андерса ему не светило, разве что учебником по голове.
А никакого другого красивого и светловолосого Дайлен в свою жизнь все равно не хотел.
Предсказание забылось через неделю, когда он завалил пересдачу энтропии и был с позором изгнан с лекций по оной. Вообще-то у Дайлена было смутное подозрение, что Текла, принимавший экзамен, попросту приревновал, но Андерс был уверен, что до такой мелочной мести его возлюбленный не опустится, да и ревновать не к чему – подумаешь, Андерс проболтался, что девственность подарил не Текле, а вовсе даже Дайлену, это ж такие мелочи. Вместо энтропии его отправили дополнительно изучать лед и землю, это было куда как увлекательнее, и Герда с ее костями забылась. К тому же предсказания она бросила и переключилась на преследование молоденького рекрута, который, похоже, боялся девчонок в принципе, и все от младших учеников до старших чародеев затаив дыхание ждали, что она сделает с несчастным Калленом дальше.
Потом предсказание забылось. Было заточение Андерса, и Дайлен год с ума сходил от страха за него, не зная даже, жив ли, выдержал, не сошел с ума, не отдался ли демону, потому что карцер и за месяц ломал людей покрепче, чем Андерс, был седьмой побег и торопливое прощание – навсегда, потому что оба понимали – поймают еще раз и вздернут без разговоров; были Истязания, был Йован, который, оказывается, занимался магией крови, а их с Андерсом, зараза, не позвал, был Серый Страж Дункан, которому потребовалось свежее мясо – и Башня осталась позади вместе с неуклюжими попытками заключенных в ней магов создать видимость нормальной жизни, да что там, просто жизни. Дайлен учился не шарахаться от каждой тени, смеяться в голос и есть не по часам, а когда захочется, разбрасывать по палатке грязные носки Алистера и любоваться Морриган. Любоваться приходилось молча и по возможности незаметно, но ее одежда открывала столько всего любопытного, что можно было хоть спиной сидеть – и все равно все видеть. Были огромные, бесконечные просторы – небо и облака, леса, уходящие далеко за горизонт, теплые и шершавые стволы деревьев, мокрая от росы трава по утрам, была настоящая жизнь, и на фоне этой жизни еще омерзительнее было понимать, что всего этого их лишают. Просто за то, что родились не такими, как все.
Неудивительно, что Андерс снова и снова убегал. Жизнь стоила любого риска.
О пророчествах Дайлен вспомнил много позже, когда они, с договорами наготове, подходили к Денериму, а Морриган с сожалением сказала, что нет в Тедасе такой силы, чтоб предсказывать будущее, а ривейнские провидицы просто чуть глубже других смотрят в Тень. Вспомнил, как рекрута Каллена повысили, Йован влюбился и бегал за своей Лили с щенячьими глазами, самоуверенная отличница Тесса провалила Истязание, Андерс нашел в хранилище древнетевинтерскую волшебную палочку – правда, так и не разобрался, как ей магию колдуют, потому что отобрали, у Инес взошла ее звездчатка лапчатая. А Герда нашла своего единственного, которого сама же себе, хохоча на всю девичью спальню, нагадала. И незадолго до того, как Дайлена забрали в Стражи, провожала его на войну, пошутив, что он еще вернется и все утопит в крови, потому что кости так сказали.
Не бывает столько совпадений. Одно, два, ну три, но если больше – это уже закономерность.
Что ж, более страшного испытания, чем Архидемон, выдумать было бы трудно. Дайлен знал, что умрет, – в таких поединках не выживают. Жалко было только, что никаких красивых и светловолосых рядом не наблюдалось, а смерть уже стояла на пороге. Дайлен, задумавшись о судьбе своей тяжкой, даже на Зеврана стал посматривать, хотя тот никаких чувств, кроме приятельских, у него не вызывал, а на большую любовь был похож наименее всего на свете. Умирать, правда, все равно не хотелось.
А у большой любви были глазищи в пол-лица, тяжелые косы цвета полуденного солнца, и Дайлен пропал с первого взгляда. Пророчества, предсказания – это все страшно глупо, если между вами – ваше положение, а вдобавок ты маг, и они не смотрит на тебя как на мужчину.
Наверное, это как ломать кости, идти против течения, пытаться запрудить океан. Можно успокаивать себя тем, что невероятная боль – это не потому, что ничего не выйдет, а потому, что трудно и ломаешь законы, но это все равно трудно, а впереди – речи на Собрании земель и сбор войск, и поэтому нужно успеть, сейчас – он может не вернуться.
Нужно просто сделать первый шаг, а судьбы не существует. Просто. Все очень просто.
Герда нашла своего Ульдреда, Инес нашла свои семена, Андерс сочинил уйму неприличных анекдотов про тевинтерские волшебные палочки.
Он подошел к ней перед самым собранием. Улыбнулся – не вежливо, а как улыбался симпатичным девчонкам в Башне – и вручил заботливо приготовленный камень с дыркой на веревочке. Тоже – как девчонкам в Башне, на удачу перед экзаменами.
А она улыбнулась в ответ. Так, что Дайлен поверил: все получится. И испытание с драконом, и самая прекрасная принцесса на свете.

Шестнадцатилетние Гаррет и Андерс, преканон

читать дальше

@темы: ДА

URL

14:16

"Дар любви", сайд-стори к "Королям", Амелл+Андерс, Круг

все записи пользователя в сообществе Айрелери

Такие вот мелочи и делают нашу жизнь по-настоящему счастливой

История первая, "Привет"

читать дальше

История вторая, "Солнце и луноцветы"

читать дальше

История третья, "День рождения"

читать дальше

@темы: ДА

URL

14:12

"На острие", ДА, Хоук+Андерс

все записи пользователя в сообществе Айрелери

Такие вот мелочи и делают нашу жизнь по-настоящему счастливой

читать дальше

@темы: ДА

URL

14:10

ДА, еще драбблы

все записи пользователя в сообществе Айрелери

Такие вот мелочи и делают нашу жизнь по-настоящему счастливой

Андерс и Логейн, ненадолго заехавший в Амарантайн перед Орлеем

читать дальше

Хоук и Андерс

читать дальше

Андерс и мечта Хоука стать драконом

читать дальше

Амелл-Логейн

читать дальше

Амелл-Логейн опять

читать дальше

Амелл-Логейн еще

читать дальше

Амелл-Анора

читать дальше

Про мальчиков в Круге

читать дальше

Андерс и подполье

читать дальше

Андерс и подполье еще

читать дальше

Амелл и яйцо

читать дальше

Андерс и все-все-все

читать дальше

Кайлан, Андерс

читать дальше

Хоук, Андерс, Фейнриэль

читать дальше

Хоук, Андерс, любовь и магия

читать дальше

Хоук, Фенрис

читать дальше

Натаниэль/Андерс

читать дальше

@темы: ДА

URL

13:50

ДА, продолжение

все записи пользователя в сообществе Айрелери

Такие вот мелочи и делают нашу жизнь по-настоящему счастливой

Андерс, чужая постель, утро после бурной пьянки

читать дальше– Смертное тело всегда так делает?
Андерс застонал и уткнулся в подушку. Вчера они отлично проводили время в «Короне и льве», потом командор заказал эля, потом Огрен распечатал изумительной красоты бутылку…
А вот дальше Андерс ничего не помнил.
– Справедливость, ты что здесь делаешь?
– Это моя комната. Так смертное тело всегда так делает? Кристофф считал, что напиваться плохо.
Только нотаций от духа, в мире смертных без году неделя, ему и не хватало.
– Да, да, мне очень стыдно. Слушай, Справедливость, будь хорошим духом, сходи принеси мне водички.
– Вчера в твое тело попало слишком много жидкости. Теперь ему плохо. Ты уверен, что стоит наливать туда еще?
– Ну хоть проводи меня на кухню. Голова болит, не могу.
– Ты же целитель, разве не можешь вылечить себя?
Андерс взял на заметку как-нибудь объяснить Справедливости, что такое похмелье. А лучше – напоить его самого.
– Могу. Но сначала воды.
Вся компания уже собралась внизу и завтракала, и явление Андерса друзья встретили молчаливым осуждением. Таким суровым, будто он не выпил лишнего, а нечаянно разбудил еще одного Архидемона. Или что похуже. Даже сэр Ланселап смотрел на него с неодобрением, что уж говорить о командоре и остальных!
– Я больше не буду, - вздохнул Андерс в ответ на укоряющие взгляды.
– Я слышал твое обещание, смертный, – торжественно сказал Справедливость. – Я прослежу, чтоб ты не нарушил его.

Амелл-Анора, с однострочников

читать дальшеАмелл только что сбежал от Алистера, взволнованного предстоящей свадьбой, и теперь ему очень хотелось побыть одному, но единственный тихий закуток оказался занят. Анора – в кресле с ногами, в руках бутылка, глаза блестят – плакала, что ли? – в первую секунду его, кажется, даже не узнала. Потом вспомнила.
– А, Страж. Ну как, довольны?
Амелл не нашелся, что ответить, так и стоял в дверях. Королева судорожно вздохнула – точно, плакала.
– Только не рассказывайте папе, ладно?
– Не расскажу.
Они так радовались, когда нашли компромисс: Аноре остается власть, Алистеру – трон. В тот момент никто не вспомнил, что этим двоим друг с другом еще жить, а Анора уже однажды побывала замужем за олухом. Амелл оставил бы Алистера в Стражах, но следовало сохранить династию.
– Хотите, я с вами посижу? – предложил Амелл. Он понятия не имел, как утешать женщин, и сказал то же, что мог бы сказать друзьям по Кругу.
Анора кивнула, и Амелл сел на пол у ее ног. Отобрал бутылку – что б там ни было, ей уже определенно хватит. Сам глотнул пару раз, начал рассказывать – об Алистере, об их приключениях, о лагерных посиделках, стараясь донести, что Алистер не так уж плох, по крайней мере, добрый и милый. Чем дольше он говорил, тем меньше верил сам себе, и совсем не удивился, когда услышал тихое:
– Знаете, Страж, я бы лучше вышла замуж за вас.

Амелл-Логейн

читать дальше

Еще Амелл-Логейн

читать дальше– Знаете, мне всегда нравились мужчины, которые умеют ладить с детьми, – доверительно сообщил Амелл.
Логейн, отец взрослой дочери, успешно правившей Ферелденом, вздрогнул. Начало ему не понравилось, а когда командор начинал смотреть этак ласково и задумчиво, предсказать его действия было невозможно.
– Вот как? Наверное, вы сейчас особенно жалеете, что ваш приятель по Башне сбежал.
Попытка перевести разговор в другое русло не удалась. Амелл придал физиономии самое невинное выражение, какое только мог, похлопал ресницами и поведал наконец, зачем Логейн ему понадобился.
– Нат как уехал в Вольную Марку месяц назад, так и с концами, а сегодня вечером приезжает Делайла с детишками, в гости и с ним повидаться. Делайлу я беру на себя, навру ей что-нибудь, а детей поручаю вам. Им пять лет, и они совершенно безобидные.
Логейн невольно вспомнил пятилетнюю Анору. Умножил на два. Добавил мальчишеской непоседливости и склонности совать нос куда не просили.
– А может, лучше наоборот? Вы с детьми, а я с Делайлой?
– Ну уж нет. Я буду ревновать.
Вот и поди пойми, серьезно он или как всегда. За шесть лет службы Логейн так и не научился это улавливать – то ли все маги такие загадочные, то ли этот конкретный, не разберешь.
– Но у вас с детьми лучше получается. Вы можете показать им какие-нибудь фокусы с магией.
– Да нет, просто если Делайла поймет, что Нат потерялся, а мы до сих пор не отправили спасательную экспедицию, она вас прибьет, а меня пожалеет, – Амелл радостно улыбнулся.
– Кстати, а почему мы ее не отправили?
– Людей не хватает. Ну так как, вы посидите с детьми? Не знаю там, проведите им экскурсию, дайте меч потрогать, сводите их в авварский склеп, познакомьте с Дворкином…
Наверное, он все-таки делал это не нарочно. Не может такой очаровательный, наивный маг обладать таким извращенным умом, чтоб специально изобрести пытки детьми с особой жестокостью, ведь правда?
Хотя когда шесть лет назад накануне битвы с Архидемоном он подошел с Морриган в одной руке и интересным предложением в другой, рожа у него была вот точно такая же.
– Командор, – спросил Логейн уже без особой надежды, – вы ведь все это не всерьез говорите? Может, есть какие-нибудь срочные дела? Вам Архитектор не писал в последнее время?
– То есть вы согласны на что угодно, лишь бы не заниматься племянниками нашего Ната? – Амелл хитро прищурился.
Логейн, осознавая, что ему перекрыли все дороги, оставив ту, которая ведет прямиком в ловушку, все-таки ответил:
– Да, командор.
Амелл просиял.
– Отлично. Тогда Делайлой и детьми займется Сигрун, а мы с вами поедем гулять. Вы еще год назад обещали поучить меня плавать, между прочим. В уединенной тихой речной заводи. Я все помню.

"Командорские будни", Амелл+Андерс

читать дальше

"Сердце с сердцем рядом", Квентин/Ревка

читать дальше

Сила слова

читать дальше

Про мелких и в Круге, Амелл-Андерс

читать дальше

@темы: ДА

URL

суббота, 07 января 2012

18:22

И еще ДА-драбблы

все записи пользователя в сообществе Айрелери

Такие вот мелочи и делают нашу жизнь по-настоящему счастливой

К свету

читать дальше

О неудачных пари

читать дальше

Разговор в Казематах

читать дальше

Стражи не живут долго

читать дальше

Похождения в замке Эн

читать дальше

@темы: ДА

URL

18:18

Драгонэйдж-драбблы, ворохом

все записи пользователя в сообществе Айрелери

Такие вот мелочи и делают нашу жизнь по-настоящему счастливой

На заявку, "Если на его месте окажусь я – поступи так же"

читать дальшеЕсли ты не маг, тебе этого не понять. Можно только представить, каково это – потерять свою суть, потерять Тень и потеряться самому. Перестать чувствовать.
Ни Авелин, ни Варрик так и не поняли. К счастью, сомнений своих вслух никто из них не высказал, но убийство Карла они не одобрили.
Хоук понял сразу. И сказал то единственное, что нужно и возможно было: "Сделай, как он просит".
Они проводили Андерса до лечебницы; карты до сих пор оставались у него, и лучше было его безопасность подстраховать. Оно, конечно, то, что Андерс проделал в церкви, указывало, что он и сам прекрасно способен о себе позаботиться, но кто ж знает, как он будет держаться после того, как пришлось убить друга, которого собирался спасти.
Держался он неплохо. На ходу наводя в лечебнице порядок, рассказал о духе Справедливости. О том, как дух изменился, разделив с ним тело, – технически это можно было назвать одержимостью, хотя разница была видна невоооруженным глазом: одержимые выглядят соответствующе, а у этого Андерса вид был привлекательный и измученный.
– Тебе ведь уже приходилось вот так кого-то терять?
– Да, – коротко ответил Андерс. – Видишь ли, у отступников и беглых Стражей жизнь не очень-то спокойная. Вечно что-нибудь случается. Да ты и сам ведь отступник.
Хоук промолчал. С гибели Бетани прошел год, а они так и не привыкли, что ее больше нет.
– Тебя ведь не отдали в Круг родители?
– Да. Отец сам был отступником. А ты был в Круге?
– Был. И знаешь, на усмиренных я на всю жизнь вперед насмотрелся. Это страшнее даже одержимости. Одержимого просто не существует, понимаешь, он, считай, мертв. А усмиренный – не-жив.
Перед внутренним взором снова и снова вставала картина: печать усмиренного, пустые безмысленные глаза и лишенный эмоций голос.
– Послушай... Андерс, я понимаю, что мы едва знакомы, но можно тебя попросить? Если на его месте окажусь я – поступи так же.
Андерс не стал переспрашивать, уточнять, почему бы Хоуку не попросить своих приятелей или братца. Видно, сразу понял то, о чем Хоук вслух не сказал: понять, что такое усмирение, может только маг. И только маг не станет колебаться, избавляя пустую оболочку от видимости жизни.
– Хорошо, Хоук. Но ты лучше не попадайся храмовникам.

О лютнях и музыке

читать дальшеВыходов из ситуации Хоук видел ровно два. Первый – сжечь лютню в камине и сказать, что она потерялась. Второй – разломать и сказать, что это собака сжевала.
А проблема с выходами была одна и та же: Хоук прекрасно понимал, что Андерс ему не поверит.
Лютню ему подарил заезжий торговец, спасенный от ужасной болезни деликатного свойства. Андерс целый вечер не вспоминал о манифестах (их, позабытые, действительно сжевала собака, но это уже другая история), обнимал лютню с восторженно горящими глазами (к счастью, всего лишь метафорически горящими) и рассказывал, как они с Карлом нашли в хранилище старую лютню в куче хлама, и Карл учил его музицировать.
То ли та лютня из хранилища была проклята и навеки поразила Андерса отсутствием музыкального слуха, то ли Карл был хреновым учителем, но играть Андерс не умел. Вообще. Петь тоже.
Первые пару дней Хоук не волновался: он верил, что Справедливости не понравится такое бесполезное времяпрепровождение, и он напомнит Андерсу о манифестах, угнетенных магах и других важных делах.
Как бы не так. Справедливость вытащил из памяти Андерса какие-то исторические книги, тщательно все обдумал и решил, что они будут сочинять революционные песни, вдохновляющие магов на борьбу. Ну, в чем-то они действительно вдохновляли: лично Хоук на что угодно пошел бы, лишь бы певец заткнулся.
– Радость моя, – сказал ему Андерс в ответ на робкие намеки перестать, – ты ничего не понимаешь в музыке.
– И ОТВЛЕКАЕШЬ НАС ОТ РЕВОЛЮЦИОННОЙ БОРЬБЫ, – добавил Справедливость, не дав Хоуку и рта раскрыть.
Хоук был готов уже лезть на стенку от отчаяния, когда ежевечерний кошмар прекратился. Лютня мирно стояла у камина, жалобно потренькивая, когда кто-то проходил мимо и задевал ее, а Андерс вернулся к своим бумажкам и запискам. А отвлечь его вечерами от писанины и привлечь к делам более приятным и душевным было куда проще, чем отобрать лютню. Например, как-нибудь так...
– Не почитаешь мне, что ты придумал?
Это работало почти всегда. Главное, чтоб Справедливость зазевался.
Но не в этот раз.
– Нет, потому что это не манифест.
– А что тогда?
– Вообще-то это должен был быть сюрприз... ладно. Скажу. Ты же знаешь, Варрик сочиняет и рассказывает про тебя истории...
– Ага, – сказал Хоук. У него появилось плохое предчувствие. – Рассказывает. И?
– И сочиняет стихи.
Это было уже что-то новенькое.
– Неужели?
– И мы решили добавить еще и положить их на музыку. Это будет цикл героических баллад. И я их все тебе спою. Хоук, ты рад? Хоук?!

После рассвета

читать дальше

Про сверхзаботливого Хоука

читать дальше

Про Хоука и оригинальные способы ухаживания

читать дальше

@темы: ДА

URL

вторник, 03 января 2012

14:51

ДА-мелкодрабблы

все записи пользователя в сообществе Айрелери

Такие вот мелочи и делают нашу жизнь по-настоящему счастливой

Герои разные, юмор, жанр диалогово-зарисовочный.

Лиандра: Сынок, когда я говорила, что тебе пора подыскать хорошую жену...
Лиандра: Я имела в виду женщину.
Лиандра: Я хочу, чтоб у меня были внуки.
Хоук: Карвер тайно влюблен в Мередит.
Лиандра: Да?
Лиандра: Надо же, я не обращала внимания, какой Андерс хороший мальчик.

и еще несколько в том жедухе больного маразма

@темы: ДА

URL

14:47

Легче легкого

все записи пользователя в сообществе Айрелери

Такие вот мелочи и делают нашу жизнь по-настоящему счастливой

- ГП, дженогет, Астория и ее окружение, ПОВ.
- В тексте упоминается Антонин Долохов.
- Написано на МФББ, сиквел к "Все вместе".
- Иллюстрации принадлежат Шакал Табаки и были нарисованы специально для этого фика.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

* Трактир «Унылая луна» принадлежит игросериалу Might&Magic» от «New World Computing».
** А анекдот про очень высокого человека и фортепиано – Терри Пратчетту и его нянюшке Ягг.

@темы: HP

URL

14:47

Легче легкого

все записи пользователя в сообществе Айрелери

Такие вот мелочи и делают нашу жизнь по-настоящему счастливой

- ГП, дженогет, Астория и ее окружение, ПОВ.
- В тексте упоминается Антонин Долохов.
- Написано на МФББ, сиквел к "Все вместе".
- Иллюстрации принадлежат Шакал Табаки и были нарисованы специально для этого фика.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

@темы: HP

URL

понедельник, 26 сентября 2011

13:50

"За чертой", фик с Битвы за Англию

все записи пользователя в сообществе Айрелери

Такие вот мелочи и делают нашу жизнь по-настоящему счастливой

Джен, G
В главной роли - Ивэн Розье, в эпизодах - супруги Лестрейндж, супруги Малфой, рядовые бойцы Джагсон, Уилкс, Крэбб, ну и всякие другие хорошие люди

Написано на командный конкурс "Битва за Англию", за команду Темных и во имя Лорда
Полторы алки текста

читать дальше

@темы: HP

URL

13:48

ММ-драбблы за отчетный период

все записи пользователя в сообществе Айрелери

Такие вот мелочи и делают нашу жизнь по-настоящему счастливой

Арчибальд и компания, «солнышко»

читать дальшеДождь лил третью неделю. Радовало одно: они взяли замок, и не надо было мокнуть в болотах, когда сыро и снизу, и сверху, и еще какая-нибудь тварь проедет на лошади и тебя обрызгает. Камины не затухали, ставни открывали редко, и в комнатах гудело веселое рыжее пламя. Там, снаружи, пахло осенью и тучами из Залива Контрабандистов, где-то там под горой мок городок, а река вышла из берегов, затопила поселение ящеров и вовсю подбиралась к мечу-в-камне.
Но скука никуда не девалась. Первые несколько дней дождя они все отдыхали – Арчибальд отсыпался сутки, велев не беспокоить, даже если придет всемогущая Эйла в голом виде, Корлагон ушел ночевать в казармы к своим ребятам, потому что подозревал, что его и без голой Эйлы достанут, а магическая половина правительства, проскучавшая большую часть битвы, уныло обследовала замок, уныло же спорила, чья будет башенка в правом крыле (там вид на море лучше, из левого крыла только скалы и гадящие чайки), и не менее уныло – почему это Гарик каждый раз обламывается в желаниях (потому что мелкий еще и обойдется без башенки с видом на море, ему туда баб не водить – ну все равно ж не дают). Потом вслед за ливнями пришли хозяйственные проблемы: войско надо было чем-то кормить, а измученные войной люди не желали платить налоги. Пришлось влезать в долги. Нет-нет, Агар предлагал не одалживаться у Лоретты, а аккуратно умыкнуть у кузинартов, но Корлагон сказал, что гробить людей о кузинартов он не намерен, это нечестно и вообще Агар может катиться в задницу. Гарик предложил отправиться в задницу обоим, потому что проще вытрясти злосчастные налоги натурой – мясом там, хлебом, наверняка у крестьян есть припасы, но Арчибальд заявил, что долговые расписки уже выданы, нечего заниматься глупостями, иначе в задницу отправятся все трое стройным маршем.
Вот так проблемы – хотя бы временно – кончились, а сезон ливней все еще нет. Потом можно будет поехать к Оракулу еще разок, сформировать и отправить посольство в Блэкшир, чтоб выяснить в конце концов, что за проклятье оборотней они там нашли, поговорить с представителями этой новой церкви, чтоб ей сгореть, потому что Стоун жаловался три раза, из них два – в письменном виде, так что жалобу в задницу не послать... Но сейчас невозможно было даже поехать на даркмуровские болота, даже до поместья Терракса, которое Арчибальд вознамерился подарить Корлагону. Агар намекнул, что Корлагону поместье до задницы, а вот ему, Агару, все равно нужно хорошая лаборатория, желательно на отшибе, так не стоит ли поменять планы – но Арчибальд сказал, что Корлагон завоевал для него победу, это его награда, так положено, а кто не согласен, тот может идти все туда же.
Потом в левом крыле замка случилось обрушение. Что Гарик там делал, он не признался, но у него обгорели волосы, и ему пришлось остричься до коротенького ежика. Дергать за косу его больше не вышло бы, зато он смешно надувал губы и отворачивался, когда Агар заводил отвлеченные разговоры о соблюдении техники безопасности.
Потом Арчибальд перестал разговаривать с Корлагоном. Из-за ерунды, на самом деле, оба спятили от ничегонеделания и хмари за окном, вот и все. Корлагон пошел в библиотеку (кто бы мог подумать, что он умеет читать), выкопал там Ритуал Бесконечной Ночи и вознамерился познать суть некромантии. Арчибальд застукал его с книгой в одной руке и вазочкой в другой, орал полчаса, а потом отобрал Ритуал и начал делать вид, что не замечает. Придурки оба, что и говорить. Быть личем – это, конечно, неприятно – никакой интимной жизни, никаких плотских радостей вроде пожрать или там выпить, опять же с эмоциями все совсем плохо – но если уперлось человеку, почему бы и нет? Бабы ему и так не дают, пить он не пьет, бревно бревном, только и делает, что таскается за Арчибальдом. Но нет, надо было разругаться. И ведь это Арчибальд еще не знал, что у него в подвале живет корова.
Если бы сейчас пришел Роланд и сказал, что пустит к ним погодного мага, а они за это сдадут замок обратно – Агар бы, наверное, сдал.
Они сидели в библиотеке и высчитывали, сколько процентов смогут отдать Лоретте в этом и в следующем месяце, если пока не будут трогать крестьян. Считали молча – неразговаривание друг с другом осталось последней преградой между ними и неминуемой ссорой. Время от времени кто-нибудь поднимал голову, убеждался, что никто не отвлекается и не сачкует, и снова утыкался в работу.
– Смотрите, я портрет Этрика нарисовал, – вдруг сказал Гарик.
– Ты чего это? – Арчибальд поднял голову и не глядя сунул свои записи Корлагону. Тот точно так же, не глядя, сложил их со своими. – Тебе головушку не надуло?
Портрет, к слову, был ничего так, решил Агар, надо будет как-нибудь предложить ему изобразить Эйлу. Голую.
– Ничего. Просто там солнышко вышло, а мы тут с утра сидим. Я уже устал. Пойдемте на крышу?
В низком лохматом небе, видном сквозь раздернутые занавески, чуть заметно обозначился ослепительный, пронзительно-золотой разрыв.

Про Агара и бордель

читать дальшеБыстрый Ветер была зеленая. Да-да, и во всех укромных уголках тоже. И волосы у нее были зеленые, темнее кожи, но все-таки. Еще Быстрый Ветер ругалась матом (никто не понимал, как именно, потому что она ругалась на родном языке) и умела сворачивать язык в трубочку и через нее плеваться. Зато визит к ней стоил куда дешевле, чем к Розе Востока или Проворной Речке.
Агару она, впрочем, нравилась не за это. С ней можно было не стесняться собственных манер, называть этого, ну, этого, который вечно таскается за его высочеством, полным ушлепком, можно было курить в окно и кормить цыплят.
Цыплята жили под кроватью – тащить их в замок Агар опасался. Быстрый Ветер помогала отогревать яйца, купала их, когда Агар жил в замке, и каждый день отчитывалась о самочувствии, а когда яйца вылупились, спала с ними, чтоб не замерзли. Потом цыплята подросли и были выселены на пол, а у Агара снова появилась личная жизнь: при цыплятах Быстрый Ветер стеснялась.
Сегодня Агар принес цыплятам ящеркиных чешуек. Быстрый Ветер вообще-то просила бусы, но цыплят было больше и они куда громче орали, так что выбор был нетруден. Быстрый Ветер надулась, но потом присоединилась к кормлению цыплят чешуей. Агар смотрел то на нее – когда она нагибалась, мышцы бедер напрягались, и задница ее приобретала форму заманчивую и интригующую, – то на кровать и предвкушал приятный вечер.
Цыпленок чуть крупнее остальных – у него начал прорезаться алый гребешок – вылез из-за ножки стола и моргнул. Глаза его затянулись пленочкой, и Быстрый Ветер застыла.
Совсем застыла, в смысле. Только что двигалась – и обратилась в камень, как будто от прикосновения медузы-чаровницы или горгоны.
Агар вскочил на ноги – цыплята посыпались с колен, возмущенно вереща. Взметнулись щиты от магии, электричества, яда... ничего. И никого. Гоблинская девчонка, которая умела плеваться сквозь трубочку из языка, застыла замертво.
Цыпленок с пленочкой на глазах вспорхнул – его мотало во все стороны, куцые крылышки еле держали – и сел на плечо Агару, моментально обслюнявив ему ухо.
Эксперимент, несомненно, удался. Только радости не было никакой.
Агар собрал цыплят в подол плаща и понес в замок. Придется сознаваться – кто-то должен оплатить борделю потерю работника и найти цыплятам дом.
Да и вряд ли кроме Арчибальда кто-нибудь поймет сейчас, как же ему хреново.

@темы: Might&Magic

URL

13:44

ГП-драбблы за отчетный период

все записи пользователя в сообществе Айрелери

Такие вот мелочи и делают нашу жизнь по-настоящему счастливой

Ивэн, Белла, на слово «камин»

читать дальшеВоины не имеют права грустить, скучать и печалиться. Им некогда. Нельзя расходовать себя на эмоции. А она – прежде всего воин, боец, а не женщина. Ну... будущий воин.
Но сейчас эмоций столько, что деваться некуда: и это не ярость, не злость, это боль и тоска. У нее больше нет сестры. И Ивэн – единственный, кто понимает.
– Ты знаешь, она всегда была такой тихой... – и Ивэн кивает: да, знаю, я ведь ее с детства помню, как и ты.
– Ты знаешь, мелкая из-за нее теперь все время плачет... – и Ивэн кивает: да, знаю, Цисси всегда ее любила.
– Ты знаешь, тетушка так взбесилась, что выжгла ее с гобелена... – и Ивэн кивает: да, знаю, я был у них дома и видел.
Они разговаривают вот так, через камин, каждый вечер. Обидно за собственную скорую свадьбу – все будут обсуждать не их с Рудольфом, а непутевую Андромеду, перешептываться по углам и смолкать. Обидно за мелкую – в школе ей проходу не дадут, а заступиться некому, они все давно закончили учиться. Обидно за маму, которая пьет зелья литрами, охает и рыдает в объятиях кузин и подруг. Обидно за папу, который терпит мамины концерты.
А обиднее всего – за разрушенную связь, за то, что у сестренки хватило смелости сделать выбор и пойти своим путем, но путь этот глубоко неверный.

Луна перед Шляпой

читать дальшеДжинни была в принципе ничего, с ней можно было разговаривать. По крайней мере, она согласилась, что в озере живут гигантский кальмар, морской народ и камышовые шуршики. Даже собралась помочь, когда Луна решила поймать одного, – у них бы даже получилось, если бы Хагрид не велел им прекратить зачерпывать воду и выливать ее в лодку. В охоте на камышовых шуршиков Хагрид ничего не понимал.
Поэтому на вопрос Джинни о том, придумала ли Луна, куда она хочет, можно было и ответить.
– Нет. Мне неинтересно такое придумывать. Но я зато точно знаю, куда не попаду.
– Почему это? – заинтересовалась Джинни. – И как ты знаешь?
– Вижу и знаю.
Другие первокурсники насторожились и подошли поближе. Наверное, они боялись Шляпу и распределения. Или не понимали, что все зависит только от них.
– Расскажи, – попросила круглолицая пухленькая девочка.
– Так ведь все просто. Представьте, куда вам не хочется, вот и все. И останется ваш факультет.
– А если я вообще не хочу учиться?
– Так не бывает. Ты хочешь, просто не знаешь, как ты хочешь. Или у тебя мозгошмыги.
– Нет у меня никаких мозгошмыгов! – завопила девочка и полезла драться.
Луна отстраненно подумала, что девочка с мозгошмыгами попадет или в Хаффлпафф, или в Гриффиндор, потому что определенно не умеет рассуждать и думать. Потом она подумала, что Джинни точно попадет в Гриффиндор, потому что секунду спустя она уже висела на девочке, не давая ей и дернуться – а может, просто привыкла так себя вести, потому что у нее куча старших братьев.
Нет, распределяться не страшно. Страшно, когда люди не понимают, что если они чего-то не видят, это не значит, что это что-то не существует
Хорошо бы на ее будущем Рэйвенкло таких оказалось поменьше.

«Оставьте меня одного», Сириус

читать дальшеСемья – это ведь что такое? Это все время с тобой. Это все время в сердце. Ты можешь их ненавидеть, злиться, называть мать выжившей из ума старухой, брата – шкетом безмозглым, кузин – безголовыми тупицами, а их мужей – редкостными болванами (ну раз женились на кузинах). Ты можешь не выносить одного их вида.
Но когда мать от тебя отрекается, когда кавалер младшей кузины начинает демонстративно опекать Сопливуса, когда хочешь сказать «дом» – и не можешь, потому что места-то такого у тебя нет, – становится вдруг пусто и холодно.
И вот посреди развеселой общей сходки вдруг приходит письмо – и даже не сразу узнаешь почерк отца, – читаешь, читаешь, не можешь поверить в то, что там написано, что шкета безмозглого больше нет, и это насовсем. И от бесконечного «Сириус, ты чего?», «Мягколап, что случилось?», «Ты сегодня будто не в себе, все в порядке?» хочется завыть, оттолкнуть непрошеных жалельщиков и сбежать. Они не понимают. Они не могут понять – ни Джейми, ни Рем, ни тем более Лили. Ты им – «Ребят, оставьте меня одного!» – а они обижаются.
И никак им не объяснишь, что безмозглый шкет – это половинка тебя, твоя кровь, твоя семья, потому что они – не Блэки.

Гермиона/Невилл

читать дальше
Невилл приходит раз в месяц, продлять страховку. У него частный питомник каких-то там декоративных культур, он пытается вывести разумный кустик и ужасно гордится своими достижениями. Вечно таскает ей в отдел горшочки с жуткого вида зеленью. Зелень чахнет и сохнет, потому что ее забывают поливать, и приходится врать, что кто-то забрал ее домой.
Дома бы зелень не выжила. Там, где ругаются, цветы не растут, а с Роном ни один вечер не проходит спокойно. Когда дети в школе, то есть большую часть года, он пьет пиво или что покрепче чуть не каждый вечер, врет, что задержится у Джорджа, а потом забывает, о чем врал. Он возвращается в первом часу ночи, и они спорят, спорят, спорят... Гермиона выходила замуж за юношу, который умел найти в себе силы вернуться, преодолеть зависть и надуманную обиду, а стала женой оболтуса, которого выгнали из аврората и который вынужден работать на старшего брата в магазине волшебных шуток.
У Невилла прекрасная семья. Ханна очень любит его и маленькую Джессику, поддерживает его затеи с питомником и кустиками, внимательно слушает... Он тоже ее любит. Только рассказывает о своей семье без блеска в глазах. Раз в месяц Невилл дожидается Гермиону после работы и ведет в ресторан. Рону ни разу не пришло в голову, что выход в свет можно совершать не только по праздникам. Рону ни разу не пришло в голову, что с женой можно разговаривать не как с жилеткой для соплей и не фразами из книжки «Сто двадцать способов очаровать ведьму». Рону ни разу не пришло в голову подарить жутко непрактичные, неполезные цветы, которые потом никак не пристроишь в хозяйстве. Рону даже не пришло в голову спросить, кто их дарит.
И пока Рону все равно, Гермиона раз за разом принимает приглашение Невилла.
Может быть, надеется она, хотя бы в этот раз он решится на поцелуй.

Ивэн Розье, «Завтра будет новый день»

читать дальше– Ив, ну хватит тебе. Он ведь не сказал, что ты не подходишь. Просто – что тебе всего пятнадцать. Погоди, мы сдадим СОВ, и ты попробуешь еще, у тебя уже будет аттестат.
Ивэн отвернулся. Руди вообще-то все правильно говорил, но все равно было очень и очень невесело.
Два месяца назад он через отца передал письмо. Прямо Ему, Лорду. Они с Руди поговорили и решили, что энтузиазм Лорду понравится, что бойцы ему нужны, а талант у Ивэна есть. Надо только показать. Отец прислал пространное письмо, что послание Ивэна он, конечно, передал, но Ивэн пусть вспомнит, что голова нужна не только для того, чтоб в нее есть, а еще неплохо бы иногда ею думать, что за действия Лорда он не отвечает, извиняться пусть Ивэн будет сам, что это не «нешаблонное мышление, желательное для вступающих в ряды боевиков», а редкостная тупость, и что пороли Ивэна в детстве мало. А позавчера пришел ответ Лорда. Ивэну предлагали аппарировать к лондонскому дому Блэков, чтобы побеседовать.
Удрать из Хогсмида труда не представляло. Там все время кто-то применял чары, так что лишнюю аппарацию заметить не могли. Ивэн отошел на окраину деревни, убедился, что за ним не наблюдают, и, отчаянно нервничая, отправился по указанному адресу.
Как он только что признался Руди, дальше последовали два часа позора. Нет-нет, Лорд был любезен и снисходителен. Он разговаривал очень вежливо, выслушал Ивэна очень внимательно, покивал на его горячие заверения в верности и преданности. А потом взял и спросил об оценках, о том, почему это старший мистер Розье регулярно выходит из себя, когда из школы приходит очередное оповещение о недопустимом поведении сына, и о том, как именно Ивэн намерен сдавать СОВ, если судя по оповещениям он занят исключительно взрывом туалетов, вылазками в Запретный Лес и противоречиями с гриффиндорцами.
Это было тем обиднее, что Ивэн специально пытался разработать взрывчатые зелья – ну и надо же было где-то с ними экспериментировать! А гриффиндорцы нарывались сами – ну и надо же было на ком-то тренировать заклинания! И получалось неплохо.
Он аппарировал обратно в Хогсмид, заказал огневиски, поругался с барменом, который утверждал, что несовершеннолетнему не продаст, в конце концов попросил купить бутылку какого-то взрослого волшебника и вернулся в Хогвартс.
Конечно же, Руди отобрал то, что в бутылке осталось, и заставил все дословно рассказать. Конечно же, нашел и вытащил на свет все сделанные Ивэном ошибки. Где, спрашивается, раньше был со своими советами?.. Конечно же, он был прав, вот только слушать чтение морали не хотелось страшно.
– Слушай, я спать пойду, ладно? Устал, сил нет.
– Нет, Ив, подожди. Я же вижу, что ты расстроен. Скажи честно, ты что, не мог подождать? Что ты вообще хотел – чтоб тебя сию секунду приняли? Мы ведь правда еще оба не взрослые, нас не будут воспринимать всерьез. Так что успокойся, пожалуйста, и подумай: давай закончим этот курс, а потом еще раз, вдвоем попробуем. Ладно?
– Ладно, ладно. Я пойду.
В спальне, к счастью, никого не было. Ивэн забрался на кровать, задернул полог и задумался.
Что же он все-таки сделал не так? Почему его выслушали и выставили?
Может, Лорду не понравилось, что он действовал через отца? Может, нужно что-то еще? Может, нужно было что-то придумать самому?
...Нешаблонное мышление. Да. Выход.
Испытания взрывчатых зелий проводились в девчоночьем туалете, который вечно не работал. Туда никто не совался, и Ивэн быстро понял, почему: там обитало занудное и болтливое привидение девицы по имени Миртл. Она не мешала, просто выныривала из унитаза и начинала комментировать все действия, иногда подсказывала что-то – видно, в ее памяти сохранились знания из живой жизни. К Ивэну она относилась неплохо...
Если удастся уговорить ее передать очередную просьбу о встрече – это должно произвести впечатление. Привидения могут покинуть место обитания, если захотят. Конечно, Лорд с ее смертью никак не связан, так что это будет сложно – но зато до Ивэна вряд ли кто-то додумался так сделать.
Что ж, даже если не сработает – попробовать стоит. Завтра будет новый день. Завтра он покажет, на что способен.

Вальпургиевы ночи, ГП, РУ, ГГ, НЛ

читать дальше

@темы: HP

URL

понедельник, 18 июля 2011

08:09

"Все вместе"

все записи пользователя в сообществе Сакура-химэ: чукча-писатель

— ГП, Астория Гринграсс, дженогет. Слизерин-центрик. События 4-7 книги глазами Асти.
— В тексте присутствует Рудольф Лестрейндж.
— Алиса Розье принадлежит автору.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

читать дальше

@темы: HP

URL

07:49

"Все вместе"

все записи пользователя в сообществе Сакура-химэ: чукча-писатель

— ГП, Астория Гринграсс, дженогет. Слизерин-центрик. События 4-7 книги глазами Асти.
— В тексте присутствует Рудольф Лестрейндж.
— Алиса Розье принадлежит автору.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

читать дальше

@темы: HP

URL

07:30

Драбблосборник

все записи пользователя в сообществе Сакура-химэ: чукча-писатель

Сириус и кто-то из сестер, семейные взаимоотношения, для Ликс

(Сириусу 14 лет, Андромеде где-то 22 года, Нимфадоре что-то около недели)
читать дальшеЭнди встретила его на пороге – измученная, с запавшими глазами, бледная, но буквально сияющая от счастья.
– Заходи скорее. Мать знает, что ты здесь?
– Нет, конечно, она бы меня убила. Твоя матушка, кстати, проторчала у нас всю неделю – дядя Сигнус сбежал от ее истерики к самой дальней родне, какую нашел, и ей пришлось искать других зрителей. Они на пару сводили нас с Регом с ума.
– А Регулус не пришел?
– Ну ты же знаешь, он тоже играется в честь семьи... Можно посмотреть на Дору?
– Можно, конечно.
Энди засмеялась и повела его в дальние комнаты. У них было чисто, светло и очень просторно; Сириус каждый раз поражался этому, бывая в домике Тонксов, – что в родовом блэковском поместье, что у Розье, что у Малфоев, что у Лестрейнджей, что у Уилксов, что у Прюиттов, что у всех остальных, к кому обожали таскаться в гости дражайшие родители, по всем углам стояла вычурная мебель, вся кричавшая о том, какая она дорогая, а на окнах вечно висели здоровые портьеры. Дома они, признаться, были еще и довольно пыльные: можно было спрятаться на подоконнике, дождаться, пока мимо пройдет Кричер, хорошенько встряхнуть и посмотреть, как он будет чихать. Сириус считал, что это очень смешно, но Рег почему-то не соглашался.
– Знаешь, а Тед ее, по-моему, боится. Говорит, что не знает, как брать ее на руки и вообще она слишком маленькая. Можешь ты мне объяснить, почему мужчины такие глупые?
– Не могу. Я тоже ее на руки брать не буду.
– Я тебе ее и не дам, еще уронишь.
Дора была крохотная, размером с квоффл, с ярко-розовыми волосиками, и похожа на куклу. Она крепко спала, укутанная в кружевное одеяльце, и от этого еще сильнее казалась ненастоящей, игрушечной. Энди смотрела на нее с такой любовью и нежностью, что Сириусу на мгновение стало грустно – на них с Регом Вальбурга так никогда не смотрела.
– Я тебя вообще-то поздравить пришел. Извини уж, не как наследник семьи Блэк, а как глубоко частное лицо. Вот, держи.
Он всю дорогу боялся, что Энди обидится, и если бы на улице его не ждал Джеймс, которому, конечно, все придется рассказать, может, так и не решился бы отдать Энди подарок. Они затеяли это еще перед отъездом на каникулы: Рем сказал, что если от Энди отреклась вся семья кроме Сириуса, он обязан поздравить ее с рождением ребенка. Рем обычно говорил умные и дельные вещи, так что Сириус выяснил окольными путями, что Энди ждет девочку (окольные пути представляла собой дорогая кузина Цисси, единственная, кто не поддержал семейную травлю, правда, и не вступаясь за сестру), и они с Джеймсом полдня бродили по Косому переулку, пока не выбрали тоненькую серебряную цепочку с хрустальной подвеской. Энди никогда не любила золото, так что они решили, что в подарке для ее дочки золота быть не должно.
– Спасибо, – она снова улыбнулась. – Правда спасибо, Сириус. Если в нашем семействе и есть приличные люди, то это ты.
– Приличных Блэков не существует, – сказал Сириус. – Так что смотри, Энди, воспитывай ее правильно. Пусть Дора вырастет приличной Тонкс.

Исаак/Рахиль, «последний ряд», для Крис

читать дальшеВообще-то Рахиль предпочла бы сесть поближе – она, в отличие от некоторых остолопов, искренне хотела учиться, а на галерке вечно шум, гам и, скажем прямо, глубоко посторонние занятия. Но прямо перед дверью аудитории они опять о чем-то заспорили – как всегда, о пустяках, спроси сейчас, кто виноват, – и не скажут ведь, – и все лучшие места оказались заняты.
– Пойдем на последний ряд! – Исаак бодро потянул ее за руку, нимало не расстроившись. – Там очень удобно слушать.
Рахиль хотела выразить сомнение, но не успела: уже входил преподаватель, и надо было быстро-быстро садиться хоть куда-нибудь.
Исааку, вне всякого сомнения, было очень удобно. А вот Рахиль не очень: поди сосредоточься на конспекте, если под столом тебя хватают за коленку, а ты даже пнуть хватальщика не можешь, потому что преподаватель заметит же! И влетит, надо сказать, обоим, хотя она совершенно не виновата, это ведь была самооборона.
Паршивец Исаак прекрасно знал, что гражданское право самообороны на бумаге, которое они проходили в прошлом году, и гражданское право самообороны обычного студента Югенда – это два разных гражданских права самообороны. Он поймал под столом ее руку и начал щекотать ладонь.
– Ты до конца лекции потерпеть не можешь? – сердито прошипела Рахиль, когда заниматься делом стало решительно невозможно.
– Не могу, – преданно глядя ей в глаза, сообщил Исаак. – Ты сводишь меня с ума, а лекцию я потом у Джесси спишу.
– Кто такой Джесси?
– Неважно.
– В следующий раз мы сядем вперед.
– Мне там скучно.
– А мне очень весело.
Парень, сидевший рядом ниже, недовольно дернул плечом. Наверное, они жутко ему мешали.
– Рахиль, ну правда, ну что там делать? Я же говорю, Джесси все запишет, мы спишем у него... ну никто же не смотрит!
Парень с ряда ниже обернулся.
– А я ничего не записывал. Исаак, зачем ты упрямишься перед такой прекрасной девушкой? О божественная, а вы зачем его слушаете? Лучше не слушайте, он зануда и ужасный извращенец, он ест печенье по ночам. Можете представить себе что-нибудь более душераздирающее?
Против воли Рахиль улыбнулась. Парень взбодрился и продолжил.
– Меня, как упомянул наш общий друг, зовут Джесси, Джессая Бланш. Чрезвычайно рад знакомству, моя дорогая.
И попытался поцеловать ей руку. Тщетно, разумеется, потому что такого непотребства посреди учебного процесса Рахиль допускать не собиралась.
– Какая женщина! – восхищенно выдохнул Джесси, потирая челюсть. Смешной он все-таки... – Исаак, как ты мог прятать от меня такое сокровище?
– Эй, она моя девушка, так что придержи язык!
Они заспорили чуть не в полный голос, а Рахиль подумала почему-то, что никуда она с последнего ряда не денется. Подумала – и улыбнулась.

Кастор и Арчи, попойка, для Ликс

читать дальше

Про Арчибальда. для Ликс ДРшное

читать дальше

"Важнее победы", риккайская Тройка, с принцефеста

читать дальше

@темы: Prince of Tennis, HP, Might&Magic, Xenogears

URL

воскресенье, 13 февраля 2011

20:33

Продолжение

все записи пользователя в сообществе Сакура-химэ: чукча-писатель

Именем и честью

Гарик, Агар и их сюзерен

читать дальше

@темы: Might&Magic

URL

20:33

Might&Magic 6-7

все записи пользователя в сообществе Сакура-химэ: чукча-писатель

Три сюжетно связанных драббла - три взгляда на одного и того же человека

Серое небо

Николай Айронфист и немного других

читать дальшеШел дождь – вот уже целую неделю подряд. Николая не отпускали даже не то что на улицу – а вообще и в замковый двор или на стены. Сэр Уилбур считал, что с мокрой стены Николай непременно свалится. Или, что хуже, промочит ноги и простудится. У сэра Уилбура и других придворных иногда была какая-то очень странная логика, но Николай уже выяснил, что надо соглашаться и кивать. А если они начинают ругаться, можно зареветь и сказать, что скучаешь по папе, и тогда они сразу умолкнут. Начнут охать, вздыхать, совать ему сладости и отстанут.
На самом деле Николай не очень скучал по папе. Ему, конечно, за это было стыдно… Но как тут скучать, если папе вечно было некогда, и как, если на то пошло, скучать по маме, если она вечно такая сердитая! Вот сэр Уилбур всегда рядом. Только он скучный, еще скучнее учителей и воспитателей, и всякое то, чем Николай занимался как принц, тоже скучное. И чем читать книжку, он лучше бы снова пошел тренироваться на канатоходца. Тренироваться вообще-то просто: надо было пробежать по зубцам стены от одной башни к другой, пока никто не заметил. Высоты Николай не боялся – чего там страшного-то? – но сэр Уилбур всякий раз поднимал крик, весь краснел, и поэтому бегать на стену надо было так, чтоб сэр Уилбур ничего не знал. В самом деле, он уже старенький, ему вредно так нервничать. Пусть радуется, что Николай подходит к делу ответственно, как настоящий принц, и оберегает своего подданного от лишних волнений. К тому же, в последний раз его хорошенько выпороли, и повторения порки Николаю как-то не хотелось. Справедливости ради, он, конечно, тоже был неправ, что убежал из дома, но что ж поделать, если ходить по канату и жонглировать куда веселее, чем быть принцем?
А окружающие этого не понимали. Бестолковые.
Может быть, если б у Николая были друзья – ну или если б те путешественники не забрали его из цирка домой, – то у него бы так и не появился страшный и стыдный секрет.
Николай разговаривал с дядей. Взаправду разговаривал. Ему бы ох как попало, если б кто узнал, да что там, он бы сам себя выпорол! Потому что с дядей – нельзя. Дядя плохой человек, из-за него случилась война, из-за него Николай остался совсем один, и демоны тоже пришли из-за него, и голод из-за него, и пираты тоже из-за него нападают, а еще Николай слышал, что жрецы Баа тоже из-за него пришли и воруют детей для страшных кровавых ритуалов. Николай эти ритуалы представлял очень смутно, но участвовать в них почему-то совсем не хотелось.
Зато дядя ни разу на Николая не наорал. И не сказал, что Николай порет чушь. Или что у него грязное лицо, или что он порвал штаны, когда играл на стене. Это, конечно, потому, что дядя был каменный и вообще никому ничего не мог сказать, а посетители библиотеки вешали на него плащи и шляпы, но можно было притвориться, что он слушает и кивает. Николай знал, что дядя совсем не статуя, а настоящий дядя; со статуей какой смысл разговаривать?! С тем же успехом можно пытаться пообщаться со статуей деда во дворе.
А дядя – дядя как будто слушал. Он вообще был почти как живой. Ну только с каменной кожей, каменными волосами, но так ни один скульптор не сделает, только человек под сильным заклинанием. Даже под проклятием медуз статуи не такие.
Николай устраивался у дяди в ногах, так, чтоб солнце не попадало, и рассказывал. Про все подряд – про сэра Уилбура, про несладкую овсянку, про то, что слуги боятся демонов, про кирпичи в стенах, которые расшатались и могут выпасть, а денег на ремонт замка у сэра Уилбура нет, про то, что в новых сапогах можно забраться в глубокую лужу и подпрыгнуть, и тогда получится громкий плюх, но за это сэр Уилбур ругается. Сэр Уилбур такой старенький, он, наверное, помнит, как папа и дядя были маленькими мальчиками. Может быть, они тоже бегали по лужам и мечтали удрать из дома? Хотя папа вряд ли, папа, говорит сэр Уилбур, был очень послушным мальчиком.
Такие мысли оканчивались как-то неприлично. Из рассказов сэра Уилбура следовало, что дядя был не очень послушным мальчиком, как Николай, и получалось, что Николай хочет быть похожим на дядю, а не на папу. А это было плохо. Ну то есть нет, Николай совсем не хотел быть похожим на дядю, потому что дядя плохой человек, и он это понимал, но быть хорошим и послушным так… так скучно! А дядя вечно все ломал, взрывал и говорил потом, что ставил эксперименты во имя чистой науки и новых знаний.
Наверное, поэтому признаваться дяде во всяком стыдном было не очень стыдно. Дядя сам много шалил и уж точно мог понять, каково это.
Наверное, поэтому Николай украл колокольчик.
А вот за это как раз было очень стыдно. Это куда хуже, чем украсть пирожок с кухни или перо со стола сэра Уилбура. Это дело государственной важности; когда сэр Уилбур о таких делах говорит, у него делается надутое лицо и красный нос. Очень глупо выглядит и смешно, только смеяться нельзя – сэр Уилбур обидится. Колокольчик жил теперь под кроватью, там сдвигалась половица и можно было устроить сокровищницу – рядом с колокольчиком лежали: дневник, который Николай вел, когда было не очень лень, осколок витража от библиотечного окна, которое само собой нечаянно разбилось, кусочек когтя демона, который Николай стащил у путешественников, и золотая пирамидка – на память о цирке. Пирамидка была похожа на ВАРН – Николай видел его из окна цирковой повозки и твердо решил, что надо будет забраться внутрь. Ну может, не сейчас, а попозже, когда он вырастет и будет магом, как отец или дядя, или воином, как мама, а то рядом с ВАРНом жили очень подозрительные драконы.
Вот вернувшись из цирка, Николай и украл колокольчик. Сколько же на свете всего интересного! Как же скучно сидеть во дворце, если мир такой большой, так хочется путешествовать, везде побывать, все попробовать! А стоять статуей – еще скучнее, особенно если тебя все когда-то называли бессовестным и непослушным ребенком. К тому же, Николай совершенно случайно услышал, что колокольчик хотят выкинуть. Чтоб никто – по незнанию или по злому умыслу – не разбудил дядю. Но тогда статуя, понял он, больше не будет дядей, а будет просто статуей. И тогда ему будет не с кем разговаривать.
Он с ужасом понял, что украл бы и Третий Глаз. На всякий случай. Чтоб все эти лорды не надумали чего плохого.
Когда четверо путешественников принесли весть о гибели папиного войска, Николай проревел весь день. Сэр Уилбур хотел его пожалеть, но Николай сбежал в библиотеку и заперся на ключ. Дядя не говорил: «Бедный мой малыш». Дядя слушал.
Может, это капли дождя попали на лицо дяди сквозь приоткрытое окно. А может, он тоже плакал. Тихо-тихо, как рыцари из баллад. Если бы у Николая был младший брат, он бы никому не давал его обидеть. И плакал бы, если бы с ним что-то случилось. Даже если бы они все время ссорились и дрались.
Из библиотеки его вытащила одна из путешественниц – она одна сочувствовала ему, когда он объяснял про цирк, обязанности принца и жуткую скуку. Перед ней было как-то нехорошо упрямиться, и Николай вышел.
Вместе с дурной вестью привезли письмо. Письмо вообще-то было маме, но сэр Уилбур его прочитал, заохал, схватился за сердце, и поднялся жуткий шум. Николай терпеливо слушал, болтал ногами, мечтая соскочить с трона и удрать в свою комнату, а потом вдруг выяснилось, что дядю надо раскаменять. Иначе планета – этим мудреным словом некоторые называли мир – взорвется вместе с реактором – что это такое, Николай не знал, но звучало как какая-то научная штука. А управляться с научными штуками и сильной магией кроме дяди никто не умел.
Незнакомый рыцарь глупо моргал глазами – ну да, для него-то дядя – не дядя в библиотеке, а Арчибальд Айронфист, завоеватель и некромант, и колокольчик пришлось силой впихивать ему в руки. У сэра Уилбура и других лордов были злые и чужие лица, и Николай не хотел на них смотреть. В библиотеку он не пошел – обожгло мгновенным страхом: а ну как дядя вспомнит о нем и слышал его на самом деле? Все суетились, и от магии воздух чуть-чуть звенел – как комар над ухом, нудно и противно.
А потом Николай долго-долго стоял на крепостной стене и смотрел, как отплывает и исчезает за горизонтом старый бриг.
Подойти к дяде он так и не решился.

О клятвах, любви и верности

Лорд Корлагон, Агар и их сюзерен

читать дальше

@темы: Might&Magic

URL

20:22

ККМ-истории

все записи пользователя в сообществе Сакура-химэ: чукча-писатель

Про беременную Алазон, кинк-драббл

читать дальше

На исходе лета

Сара, Бериас, капельку ангстово, но кавайно

читать дальше

@темы: ККМ

URL

Последние 1 2 3 4