История первая, "Привет"
читать дальшеПервую встречу Дайлен, как ни странно, едва запомнил – им тогда было по двенадцать, и поздним вечером, почти ночью – учеников, во всяком случае, уже отправили ложиться, – храмовники привели новеньких. Девочку Дайлен и вовсе не разглядел, а мальчика втолкнули в спальню и велели лезть на верхнюю кровать, после чего заперли дверь.
Он был не слишком высокий для своего возраста, страшно худой – явно из фермерских, не из благородных, – и одет в рваные обноски. За спиной у него висела грязно-серая дорожная сумка, выцветшие светлые волосы падали на лицо и на плечи – их явно давно не мыли и не стригли, – а сам новичок с любопытством озирался по сторонам.
Многие ребята свесили головы и рассматривали его в ответ – старшие, конечно, делали вид, что всякие там новички им неинтересны, но Дайлен прекрасно знал, что эти самые старшие с утра передерутся, кто будет его опекать: под негласное одобрение взрослых магов они мерялись количеством подопечных. Это, впрочем, не мешало им фыркать на всех, кому еще не стукнуло лет пятнадцать, и высокомерно заявлять, что вся малышня тупая.
Свободных верхних мест было несколько, но новичок выбрал то, что над кроватью Дайлена, – запихал туда свою сумку, бросил тоскливый взгляд на дверь и сказал:
– Привет. Нас так и будут каждое утро будить ударами по голове или только мне так повезло?
Кто-то хихикнул.
– Ты что, ухитрился их разозлить еще по дороге? Тебя сэр Рейлин привел, он вроде нормальный, – удивился Йован. Он вечно говорил глупости, и Дайлен его недолюбливал.
– Ничего он не нормальный, – новичок огляделся по сторонам и уселся на дайленову кровать, в ноги. – Орал на меня всю дорогу. А почему вы не спите?
– Потому что тебя привезли, – объяснил Дайлен. – Слушай, ты… э… ты не хочешь помыться?
Долгие путешествия еще никогда никому не шли на пользу, а этого явно еще и издалека привезли.
– А тут есть где? – он оживился и радостно улыбнулся Дайлену, как будто тот обещал ему немедленное освобождение из Круга или там насыпать пауков в доспехи сэра Хедли. – Покажешь? Мы плыли по озеру, но мне сказали, что если я туда сунусь, меня побьют и запрут.
– Мелкие, а ну цыц! – рявкнул на них Тира. У него на прошлой неделе начали пробиваться усы, и он потому считал себя взрослым, хотя ему и было-то всего пятнадцать. – Амелл, отведи этого в купальню и сразу ложитесь, не смейте болтать полночи.
Дайлену вообще-то хотелось спать, но новичок застенчиво улыбался, а Тира косился так сердито, что сказать «Отстаньте» было невозможно.
– Пошли. Хотя сейчас, погоди.
Никакой сменной одежды у новичка явно не было, выдать форменную ему не успели, так что стоило поделиться. Правда, в вещах Дайлена он явно утонет – ну и ладно, завтра кто-нибудь из старших так и так подберет ему мантии.
Запустив огонек – большинство уже потушили свечи, и в спальне было довольно-таки темно, – Дайлен повел новичка в купальни. Тот сначала просто шел рядом, а потом схватился за его руку.
– В темноте плохо вижу, – объяснил он в ответ на недоуменный взгляд.
В купальне было светло – там свечи не гасили, а то и оставляли на ночь лампу. Девчонкам разрешали держать лампы и в спальне, и это, считал Дайлен, было страшно несправедливо. Девчонки ему вообще не слишком нравились.
– Значит, смотри. Вон там туалеты, двери запираются, если что, вон там бадьи для купания. Воду качать вот отсюда, ее тут как-то хитро подвели из озера, здорово, да? А то мы бы не набегались туда каждый день. Давай помогу нагреть, ты ж ничего не умеешь. Меня, кстати, Дайлен Амелл зовут, а тебя?
Новичок замешкался. Дайлен качал рычаг, наполняя бадью, и терпеливо ждал.
– Андерс, – наконец сказал он.
– Э… это что-то значит?
– Не-а. Просто я из Андерфелса, а имени у меня больше нет.
Отпустив рычаг, Дайлен запустил в бадью файерболл. Когда-то он по дурости попробовал делать это молнией, и на него наорали последовательно Йован, который чуть не сунул туда руку, Тира, который в тот вечер был дежурным, и старший чародей Суинни, который сказал, что молодежь растеряла последние мозги. Больше он так не делал.
– Все, горячая. Лезь, Андерс из Андерфелса, потерявший имя. Слушай, с таким прозвищем про тебя должны сложить песню. Или балладу.
Андерс поколебался и принялся раздеваться. Дайлен запоздало сообразил, что, наверное, надо было отвернуться: это в Круге они вечно друг у друга на глазах, а те, кого привозят снаружи, не привыкли и стесняются.
Он был совсем худой и, как выяснилось, не бледный, а просто с очень светлой кожей. Красивый, наверное, будет, когда вырастет. Не повезло.
Андерс забрался в бадью, нырнул в воду с головой на пару секунд, и устроился, опираясь на борт, лицом к Дайлену.
– Ты чего так на меня смотрел?
– Да ничего. Держи мыло. И слушай меня внимательно, а то ты тут и недели не продержишься.
Это, конечно, должен был делать кто-то из старших. Очень уж неприятная обязанность – рассказывать новичку, что он не просто попал в Круг, он влип по полной, и ничего веселого его тут не ждет, что нельзя нигде ходить в одиночку, тем более младшим и подросткам, нельзя смотреть храмовникам в глаза, нельзя их раздражать, а желательно вообще пореже им попадаться. А еще по ночам можно пробраться на кухню и стащить чего-нибудь, но если тебя поймают, то выпорют, а еще нельзя влюбляться, поэтому на всякий случай никто не дружит с девчонками, а Иван мечтает приручить драконлинга, и все над ним смеются, а Первый чародей хороший человек и защищает их как может, поэтому если обижают – надо сразу идти к нему. Андерс слушал, кивал, ни разу не перебив и не переспросив, и мрачнел все больше и больше.
– Я так не смогу, – вздохнул он, когда Дайлен умолк. – Слушай, Амелл…
– Давай по имени, по фамилии на нас обычно только орут, ладно?
– Извини. Дайлен, отсюда можно убежать? Ну, хоть как-нибудь?
– Можно, только тебя все равно поймают и приведут назад. И накажут. Я тебе завтра покажу Карла Теклу, он убегал два раза, когда только-только Истязания прошел… я слышал, его на неделю посадили в карцер.
Андерс снова нырнул в бадью, смывая с волос мыло. Вынырнув и отдышавшись, он спросил:
– Никому не скажешь, что я хочу сбежать?
– Никому. Не хочу, чтоб тебя наказали. Дать полотенце?
– Давай.
В этот раз он отвернулся, чтоб не смущать Андерса; не так уж просто привыкнуть, что на голого тебя может смотреть кто угодно. А то еще и руками трогать. Правда, они с Андерсом еще слишком маленькие, чтоб кто-то всерьез захотел потрогать руками, а вот старшие иногда жаловались. Может, привирали, конечно, – старшие постоянно привирали, чтоб казаться круче, только девчонки все равно на них не смотрели.
В старой домашней робе Дайлена Андерс действительно утонул – Дайлен был на полголовы выше и шире в плечах. Так бывало со многими фермерскими детьми или эльфами из эльфинажей: они отставали от ровесников из Круга в росте и в весе. Это бы очень сильно их подвело, если б в Круге было принято драться, но глупо же – чтобы обижать новичков, да и не только новичков, тут уже есть храмовники, так что друг на друга кидаться уже незачем.
– Дайлен, а ты в Круге давно?
– Всю жизнь почти. Я родителей-то не помню, так что и не скучаю. А ты скучаешь, да?
Андерс кивнул, отводя взгляд.
– Пройдет. Хреново, конечно, будет… Пойдем, и постарайся заснуть. Но завтра все наладится, вот увидишь.
Ничего, конечно, завтра не наладится, это Дайлен знал, просто всем новичкам сначала плохо. Когда они шли назад через темную спальню, он уже сам взял Андерса за руку; в темноте он был совсем близко, и от его волос пахло лавандовым мылом.
У кровати Андерс снова замешкался.
– Можно мне с тобой немножко полежать? А то как-то…
– Да можно, конечно. Лезь под одеяло.
Спать хотелось еще больше, чем раньше, но Дайлен прекрасно понимал Андерса: ему страшно и одиноко. Многие плакали и в первую ночь, и еще неделю потом – те, у кого были семьи и кого дома любили. Андерс пока вроде держался, но у него в глазах была такая тоска, что бросать его одного как-то не хотелось. С собратьями-магами так не поступают.
Болтать ночью в спальне, конечно, не стоило, да и сил на это уже не было; Дайлен сквозь полудрему чувствовал, как Андерс устраивается поудобнее рядом – теплый, только локти ужасно острые, шепчет что-то благодарное – а потом все-таки заснул. И страшно удивился, когда проснулся он от громкого голоса Йована, который интересовался, чего это они решили спать в обнимку.
Андерс смутился и извинялся полдня, а к вечеру они уже успели поссориться и помириться – Андерс, не успевший понять, что с девчонками дружить не принято, подошел к Герде и начал заливать ей что-то о прекрасных глазах. От Герды ему тоже досталось: она без лишних слов треснула его учебником по энтропии и сбежала, а чародей Текла еще и добавил – за попытку драки в коридоре, где любой храмовник может увидеть.
Конечно, оба они тогда даже предположить не могли, что вляпались друг в друга на всю жизнь. Но Дайлен сразу понял, что жизнь в Круге станет намного, намного веселее. История вторая, "Солнце и луноцветы"
читать дальшеВ садик на вершине Башни вообще-то было нельзя никому – ни Андерсу, ни Йовану, ни самому Дайлену. Запреты, конечно, их не останавливали: всего-то и надо было, что дождаться дежурства сэра Неквера и сэра Годрика, которые вечно играли в шахматы или пили контрабандное пиво, а за магами следили на редкость невнимательно, – и проскользнуть в дверь на лестницу, которая вела на крышу. Оставалась еще вероятность, что их застукают ботаники, которые тут работали, но пока везло: Андерс понаблюдал и установил, что старший чародей Инес с учениками ходит сюда с утра и перед закатом, а днем тут гарантированно никого нет.
Йован этот садик не очень любил – ему больше по душе была библиотека, потому что там занимались девочки. Он все еще не утратил надежду, что интересует Кейли больше, чем духовное целительство. Как считали Андерс и Дайлен – зря. Кейли нравились девочки, а у Йована всегда было удобно списывать – они и сами этим постоянно пользовались.
Андерсу здесь нравилось. Полуденное солнце – жаркое, слишком жаркое. Здесь всего слишком – слишком много неба, слишком много света, слишком много зелени – и если уже привык жить взаперти, то трудно привыкнуть к воле заново, как он шепотом рассказывал в спальне, когда они заползали под одеяло и болтали там по полночи. Но зато ветер в волосах, травы на солнце пахнут свободой, а землю можно взять в горсть – она теплая и чуть сырая.
А Дайлену просто нравилось смотреть, как Андерс радуется.
Не так уж часто получалось убегать, зато когда выходило, они оставались на крыше на пару часов, пропуская обед и что-нибудь из вечерних уроков – Йован уходил раньше, и они лежали вдвоем на нагретых камнях или сидели на скамейке среди цветов и смотрели на облака и на озеро.
А потом распустился луноцвет – здоровенные, в две ладони, чашки, сиреневые и синие. Из его лепестков настаивали сильное успокаивающее, совершенно безвредное и очень действенное, и надо было стащить немного к грядущим экзаменам – продавать девчонкам за поцелуи. Идея была андерсова, разумеется: все идеи, включающие девчонок или поцелуи, были его.
Срезать луноцвет надо было осторожно, не повредив стебель и листья, острым ножом и наискосок. А потом еще – срезать остаток стебля по корень, чтоб Инес не увидела, что в ее садике кто-то похозяйничал. Это уже Дайлен придумал, потому что обезглавленные стебли очень уж заметно торчали из листьев, и Инес не потребовались бы долгие размышления, чтоб вычислить, кто бы это мог натворить: все равно во всех шалостях обвиняли Андерса. И почти всегда – за дело, по правде говоря.
Луноцвет пах ранним утром и чистой водой. Андерс заложил срезанный цветок за ухо – как девчонка; Дайлен протянул руку поправить торчащий стебель, но Андерс как раз в этот момент чуть передвинулся, и ладонь прошлась по волосам.
– Ты чего? Щекотно же.
– Ничего. Нечаянно. Ты чуть цветок не потерял.
– Да?
Андерс отложил нож и полез поправлять луноцвет; Дайлен не успел убрать руку – да не очень-то и хотелось, – и их пальцы встретились.
– Теперь не потеряю. Или хочешь, возьми ты.
– Да нет, куда я его дену-то. Оставь у себя.
Коротко погладив его пальцы, Андерс убрал руку и принялся срезать следующий цветок. Дайлен встал и прошелся туда-сюда, разглядывая облака. Вечером, наверное, соберется дождь, и завтра их не поведут на берег: слишком грязно, а малышня именно в грязь и полезет. Проходили уже. А жаль, когда все следят за малышней, можно отойти чуть дальше, чем разрешено – там ракушки красивые. И их потом тоже можно менять на девчоночьи поцелуи.
– Ты что опять такой грустный? Думаешь, поймают?
– Нет. Нет. Это я… так просто.
– Не переживай. Все будет хорошо. Мы еще покажем храмовникам, что Круг – не тюрьма, и нечего нас здесь держать. Я обязательно придумаю, как все изменить. Представляешь: маги свободны, можно ходить, где хочется, купаться в речке, сколько угодно, с девчонками целоваться, жениться на ком хочешь… И никто не говорит, что ты мерзкая тварь и лучше б тебе на свет не рождаться.
– Ты говоришь как принцесса, Андерс.
– Какая еще принцесса? – он нахмурился, будто раздумывая, не стоит ли Дайлена за «принцессу» стукнуть.
– Принцесса повстанцев. Ну, из сказки.
– А-а. А ты тогда, получается, Рыцарь, Бродящий По Небу? Смотри: родителей своих ты не помнишь, энтропийщик самый сильный, все так говорят. Все сходится!
– А потом окажется, что мой отец – зловещий маг крови, – перебил его Дайлен. – А мама – знатная госпожа, которая в него влюбилась.
Оба засмеялись.
– А Йован у нас будет капитан Тысячелетний Сокол?
– Не, непохож. Скорее уж, Герда.
– Она девчонка, а не капитан. И я не хочу выходить за нее замуж!
– Андерс, ты вроде тоже не принцесса. Чего-то тебе не хватает.
Дайлен потянулся потрогать Андерса за то, чего ему не хватало, в отличие от девчонок, и принялся щекотать – там под мантией нащупывались одни ребра, только Андерс вырывался и особо нащупывать их не давал. Они повалились куда-то в клумбу, прямо в луноцветы – прощай, конспирация. Инес удар хватит, – волосы Андерса выбились из хвоста и растрепались, сам он весь раскраснелся, да и Дайлен, наверное, выглядел не лучше; в конце концов он придавил Андерса к земле, ощущая его под собой, – оказавшись на спине головой в цветах, Андерс перестал вырываться и замер, тяжело дыша, не сводя с Дайлена внезапно потемневших глаз. С трудом отдавая себе отчет в том, что он делает, Дайлен потянулся к его губам – поймать вздох, в шутку, конечно же, в шутку, не могут же они делать это всерьез – а в следующую секунду Андерс опрокинул его на себя, обнимая, обхватывая руками и ногами, и они целовались – не как с девчонками, а как взрослые, неловко, неумело, стукаясь зубами и носами – но это было так здорово и правильно – обнимать и целовать Андерса, – что Дайлен не мог заставить себя перестать и оторваться от него.
Пока его не схватили за шиворот и не оторвали насильно.
Сэр Геллерт был очень, очень зол. Сквозь шлем, конечно, не было толком видно, зато отлично ощущалось, как он приложил обоих о дверь, а потом поволок назад в башню, выворачивая руки. То окрыляющее чувство, от которого сердце заходилось, исчезало, таяло, и смотреть на Андерса было как-то неудобно.
И влетит же им сейчас.
На ходу Андерс ухитрился извернуться, быстро сжать свободную ладонь Дайлена и быстро убрать руку, пока сэр Геллерт не заметил. К счастью, храмовник был слишком занят, что тащил обоих, не давая вырваться, а что они там умудрились сделать, не разобрал. На них оборачивались; Йован бросил книжку и дернулся было догнать, но Герда ловким пинком под коленки усадила его на место.
Что ж, если их сейчас совсем до смерти занудят нотациями – друзья их не забудут.
Выслушав сэра Геллерта и выставив его за дверь, первый чародей Ирвинг позвал Инес. Дайлен успел изучить узор на ковре, каждый шов на подоле мантии и весь ругательный словарный запас мирной и спокойной чародейки, которая узнала, что в ее клумбе луноцветов творили разврат. После Инес первый чародей добавил несколько веских слов еще и от себя, на случай, если Дайлен с Андерсом что-то пропустили, а потом сообщил, что оба наказаны.
– Вы нас в карцере запрете? – спросил Андерс, впервые подав голос.
– Нет. Будете помогать на кухне всю следующую неделю по вечерам после уроков. Впрочем, если продолжите в том же духе, очень быстро заработаете и карцер, молодой человек. А теперь идите и сделайте милость, больше не попадайтесь.
Неделя кухонных работ за один-единственный поцелуй – ну и за погибшие луноцветы, конечно, – это было как-то чересчур. В следующий раз придется лучше прятаться.
А в том, что следующий раз у них будет, Дайлен не сомневался.История третья, "День рождения"
читать дальшеПро дни рождения придумал Андерс, когда им было лет по шестнадцать. Вообще-то праздновать было запрещено, не впрямую, просто если кто-то заставал мальчишескую или даже девичью спальню за веселыми посиделками и в компании похищенных с кухни бутылок, мало никому не бывало. Правда, неутомимые и несгибаемые юные сердца все равно находили способы радоваться и радовать друг друга.
Дайлен долго находил отговорки, почему он не празднует, но в конце концов Андерс припер его к стенке – то есть мягко спросил, поглаживая по руке, – и Дайлен сдался. Он попал в Круг совсем маленьким и не помнил ни родителей, ни откуда его привезли, ни когда родился. Наверное, это было записано в каких-то учетных книгах, но кто ж их покажет малолетнему магу; а где эти книги хранятся, ученики не знали, иначе, конечно, Дайлен бы забрался посмотреть. Вопиющая ситуация с дайленовым днем рождения возмутила Андерса до глубины души, и он предложил тогда праздновать вместе – свой-то Андерс помнил и даже приглашал девчонок. Дайлен согласился не раздумывая, хотя кое-кому эта их затея показалась смешной.
– Мы будем как братья-близнецы, в один год и один день, – сказал Андерс насмешнику. – А кому не нравится, тому я больше не дам списать.
От одного из лучших на курсе угроза, конечно, была суровой, и от них отстали.
Они, конечно, совсем не были похожи на близнецов: Дайлен темноволосый, высокий и удивительно крепкий для мага, с жестким лицом, и не подумаешь, что добрый, любимец малышни, а целует так нежно и бережно, как будто Андерс хрустальный. Андерс ниже его на полголовы, худощавый и остролицый, на него заглядывались даже старшие, и он прекрасно это знал. Правда, тот единственный из старших, кто был ему по-настоящему нужен, только таращился жадно и тоскливо, а действий никаких не предпринимал.
В пятнадцать – прямо перед шестнадцатилетием – Андерс впервые сбежал. Так здорово было нырнуть в озеро – и храмовники остались позади, им из доспехов вытряхиваться долго, и Дайлен тоже позади – за доли секунды в его глазах мелькнули и страх, и радость. Андерс не особенно надеялся, что прятаться получится долго: он совсем разучился жить снаружи, и уже через две недели его изловили в лесу. Признаться, он так оголодал и замерз, что даже обрадовался, когда сэр Айзек перекинул его через плечо и поволок домой. К тому же, дома ждал Дайлен, а жить без него было как-то неправильно.
Вдобавок сэр Айзек, обыскивая Андерса, нож отобрал, а вот полны карманы мусора – оставил. Горсть ракушек, камень с дыркой, засохший стебель желтой поляницы показались ему совершенно недостойными внимания – в отличие от андерсова тела, и Андерс мысленно порадовался, что с ними сэр Райлок – она терпеть не могла бессовестную молодежь, но и обижать не давала. А вот от сэра Айзека придется держаться подальше, и в Башне тоже.
Его почти не наказывали, только Ирвинг ледяным тоном отчитал и сказал, что страшно разочарован, а две недели после уроков придется мыть полы в коридорах старших чародеев. Андерс хотел расстроиться, а потом передумал: ползать на четвереньках там, где его может увидеть Карл Текла, – это полезно. Неполезно было бы ползать там, где ходят храмовники: раз сэру Айзеку захотелось потрогать, значит, и другим захочется. Их с Дайленом шуточки про то, что Андерсу надо ходить в капюшонах, чтоб не смущать невинных рекрутов, скоро перестанут быть смешными.
Из ирвингова кабинета Андерс помчался прямо к Дайлену. Вообще-то он страшно устал, ему очень хотелось съесть чего-нибудь горяченького и забраться в купальную бадью, но к Дайлену хотелось больше. К тому же у них сегодня был день рождения, и потом набежит толпа – поздравлять, наверняка хоть кто-то из толпы догадается стащить из столовой бутерброд, не маленькие уже.
Дайлен ждал на кровати; он поднял голову за несколько мгновений до того, как с его места можно было увидеть и услышать Андерса. Они и правда научились чувствовать друг друга как близнецы.
– Ты идиот.
– Ага, сам знаю. Привет, Дай.
Дайлен привычно подвинулся, давая Андерсу место рядом; тот точно так же привычно устроился, откинувшись на его колени.
– Привет. С днем рождения, но ты все равно идиот. Вот, это – тебе.
На ладони Дайлена лежала подвеска, явно самодельная. Два стальных кольца, сплетенных и свитых между собой, и светлый камень между ними, полевой шпат или что-то в этом роде. Не зачарованная, дешевая настолько, что кто-то другой не глядя смахнул бы в мусор.
Андерс взял подвеску – она хранила тепло дайленовой ладони и приятно щекотала кожу.
– Спасибо. Где ты ее взял?
– Сделал для тебя. Кольца спер в хранилище, а камень нашел на берегу. Ты ее носи, ладно? Пока ты ее носишь, я как будто все время буду с тобой.
– И я тоже тебя люблю.
Неизвестно еще, как будет целоваться Карл Текла, когда поймет, что от него ждут поцелуев, но Дайлен целуется так, что голова кружится, родной и единственный; они пробовали заходить дальше, но каждый раз останавливались – хватало простых прикосновений, а вот Карл, если все получится, наверное, захочет большего, он же уже взрослый…
– А у меня для тебя ничего нет, – выдохнул Андерс, когда они оторвались друг от друга. – Прости.
– Ну что ты. Ты живой вернулся, с тобой ничего не случилось. Не смей больше убегать, не сказав мне. Идиот.
– Не буду. Даже если ты еще раз назовешь меня идиотом.
– Назову, Андерс, потому что ты идиот и есть. Ты знаешь, что по твоей милости на нас обиделись, потому что на берег больше гулять не водят?
Это было ожидаемо, но все равно грустно. И то, что ребята обиделись, и то, что гулять больше нельзя. Самое прекрасное на свободе – это небо и ветер, и говорить, что вздумается, и валяться в траве, и рвать цветы, и не соблюдать режим, и никто не скажет, что влюбляться нельзя…
– Ну и ладно. Я все равно убегу еще раз. И принесу что-нибудь для тебя.