Такие вот мелочи и делают нашу жизнь по-настоящему счастливой
К свету
читать дальшеОни спускались всего третий день, а Хоук уже раз десять проклял себя за то, что потащил в экспедицию Андерса. Нет, ему, конечно, все были очень рады – даже Бартранд считал, что целитель человек полезный и лишним не будет. И если бы не Андерс, кто-нибудь наверняка уже заразился бы – Бартранд и не подумал предупреждать наемников-людей, что нельзя прикасаться к порождениям тьмы, их следам, странным пятнам на каменных стенах и полу, что нужно тщательно вытирать клинки и выбрасывать то, чем вытирал, подальше, а лучше сжигать, что нельзя обыскивать тела, даже если на этих телах блестят золотые кольца – потому что кто знает, что там за кольца можно подобрать в темных подземельях… Словом, потери были бы неизбежны. В первый день, когда глаза еще плохо адаптировались к темноте Глубинных троп, двое наемников провалились в какую-то яму и ухитрились выбить плечо и сломать ногу. Без помощи целителя их бы скорее всего бросили – на наемников Бартранду было в общем-то наплевать: не выполнили контракт, не сумели дойти до тейга – их проблемы.
Но чем глубже они забирались под землю, тем больше Андерс мрачнел; Хоук несколько раз пытался выспросить, все ли в порядке, но Андерс только повторял, что темно, немного неуютно, воспоминания не очень приятные, а так все отлично, а если Хоук не будет мешаться, когда он, Андерс, залечивает сложный перелом, то будет вообще замечательно. Обладатель сложного перелома сделал страшное лицо – нечего, мол, целителя за работой отвлекать! – и Хоук отстал. Не вытрясать же насильно, в чем там дело, захочет – сам расскажет. Еще кто знает, вдруг Справедливости не понравится, если на Андерса надавить, и он оторвет Хоуку голову. Или еще что-нибудь ценное. Но тревога тем не менее осталась и только усиливалась: Андерс не сразу отзывался, если окликнуть, сторонился разговоров и вмешивался только тогда, когда речь шла о выборе дороги – говорил, если впереди чуял порождений тьмы.
А ночью Хоук понял, что ему страшно. То ли за самого Андерса, то ли за всех остальных – неизвестно, что может выкинуть сорвавшийся Страж или, что хуже, Справедливость. Шла вахта Фенриса, и на расчищенной площадке между камней они спали вдвоем. Видимо, пытаясь согреться, – Андерс мерз с тех пор, как они начали спускаться, хотя на Глубинных тропах было куда как теплее, чем на поверхности, из-за подземного жара, – он подкатился Хоуку под бок, так, что тепло его тела чувствовалось даже сквозь сон, и почему-то это было правильно и уютно. А потом вдруг вскочил, сдернув с Хоука верхнее, общее, одеяло, замер, подтянув колени к груди, посидел так – Хоук не рискнул окликнуть, хотя отчаянно хотелось, – выскользнул из постельного гнезда и пошел к вахтенному костру, зябко обхватив себя за плечи.
Хоук приподнялся на локте, провожая его взглядом и прислушиваясь. Фенрис шевельнулся, подвинувшись и давая Андерсу место около вахтенного костра – в рыжем свете блеснули кошачьи зеленые глаза.
– Иди ложись, – тихо сказал Андерс, устраиваясь поближе к пламени. Его заметно трясло.
– Сейчас не твоя очередь, – прошипел Фенрис. – Иди выспись, а то начнешь кого-нибудь лечить и уморишь.
– Мне все равно не спится. Сам иди, а то начнешь махать своей оглоблей и кого-нибудь зашибешь.
Фенрис нахмурился, но ничего не сказал.
– Иди, – повторил Андерс. – Я отдежурю, так будет лучше.
– Ну как хочешь.
Переругивались они, к счастью, тихо, и лагерь не проснулся – Фенрис спокойно вернулся к спальному гнезду, и Хоук подвинулся, освобождая нагретую ямку. И тут же получил чувствительный тычок в бок.
– Ты чего? – возмутился он, выдергивая одеяло.
Фенрис молча кивнул на Андерса.
– Ты не думаешь, что ему надо побыть одному? Он только что тебя послал.
– Я думаю, иногда ты ведешь себя как идиот. И он тоже. Магия плохо влияет на вашу способность думать, – отрезал Фенрис и накрылся одеялом с головой.
Поколебавшись, Хоук выполз из-под одеяла и, прихватив оное с собой, направился к костру, переступая через тела спящих. Андерс наверняка услышал его приближение, но не подал виду – так и сидел, уставившись в стену. Хоук сел рядом, набросил одеяло Андерсу на плечи и поймал ответную вымученную улыбку.
– Ну и почему ты не спишь?
– Я уже объяснил Фенрису, что не хочу. Не волнуйся.
– Андерс, что случилось? Я не уйду, пока ты не скажешь.
Андерс помолчал. Укутался в одеяло поплотнее.
– Да ничего не случилось, Хоук, ничего. Просто мне здесь тяжело.
– Из-за скверны?
– Не совсем. Я слышу Зов, и это… Хоук, это страшно. Я легко могу сопротивляться, с моего посвящения и года не прошло, но не могу избавиться. Я все время это слышу. А по ночам особенно. И сны…
Голос Андерса сорвался. Хоук накрыл его ладонь своей, сжал.
– Ну, Зов ведь не заставляет тебя набрасываться на котят и девственниц?
– Умеешь ты утешить, конечно… Нет. Но дело не только в нем.
Андерс замолчал и придвинулся ближе, почти вплотную.
– Мне ты можешь спокойно рассказать все.
– Так-таки и все, – он бледно усмехнулся. – Ладно. Тут всюду камень, понимаешь? У нас над головами несколько миль камня, до поверхности дни пути, и тут почти нечем дышать. Я… мне неуютно в замкнутых пространствах после карцера.
– Какого еще карцера?
Хоук сам не понял, как его рука оказалась у Андерса на плече, поглаживая напряженное тело прямо через одеяло и мантию,
– В котором меня заперли на год. Знаешь, в Ферелденском Круге есть подземелья. Там иногда держат провинившихся, если что-то серьезное сделать… Меня вот после шестого побега посадили. Сейчас понимаю – пожалели, особенно если сравнить с Киркволльским Кругом, а тогда я так сильно ненавидел их, особенно Ирвинга – это наш Первый Чародей. И пообещал себе, что в седьмой раз не попадусь.
– И не попался?
– Попался, но Стражи не выдали. Знаешь, я иногда думаю – дурак я был, что ушел. Командор был хороший человек, очень, вот кто б мог от орлейца ожидать, да? Наорал бы на нас со Справедливостью, и за дело, естественно, а потом взял бы под свою защиту. И нас бы не тронули. Быть может, я и Карла смог бы спасти законными средствами, понимаешь?
– Если б ты не ушел, мы бы не встретились.
Андерс улыбнулся – на этот раз не вымученно, а по-настоящему, тепло и открыто.
– Ты прав, наверное. Посидишь здесь со мной?
– Конечно. Расскажи еще о Стражах?
Может быть, Хоук тоже не спал бы ночами, если б ему снился Архидемон, а на Глубинных тропах Зов становился невыносимым; осознавать же, что на поверхности Андерсу легче и он мог бы спокойно остаться в Киркволле, было совершенно невыносимо. Обошлись бы они без целителя, ничего страшного. Кто ж знал, что быть Стражем – это не только красиво и героически сражаться с Мором, но и слышать голоса с той стороны, видеть кошмары и чувствовать смерть…
– Хоук, прекрати себя винить, ладно? Я же вижу, что ты именно этим и занят. Все равно бы я тебя сюда одного не отпустил. Остался бы – не простил бы себе и мучился, как ты здесь, не заразился ли скверной, не убили ли. Ты же у нас вечно влипаешь в неприятности...
Он положил голову Хоуку на плечо – мягкие рыжие пряди щекотно ткнулись в ухо, и Хоук потянулся их отвести. Андерс не отстранялся и не сбрасывал его руку – так и сидел, прикрыв глаза.
– Я больше не буду никуда влипать. Ты мне веришь? Эй, Андерс?
Он успел задремать – только что рассказывал об Архидемонах и уже спал. Хоук устроил его поудобней и уставился в костер.
В конце концов лишнюю вахту отдежурить ему нетрудно, а если это поможет отогнать андерсовы кошмары про Архидемона – что ж, он готов дежурить хоть до выхода на поверхность.
О неудачных пари
читать дальшеШестьдесят золотых на оплату укрепления стен, еще тридцать – на доспехи войску, еще сорок – закупить продовольствия, и это только по самым смутным прикидкам. А на руках всего семьдесят. И как сделать так, чтоб и людей накормить, и Башню защитить, и не свихнуться?..
– Привет, не одолжишь мне десять золотых? – раздался над ухом неприлично бодрый и веселый голос.
Амелл отложил расходную книгу и повернулся к собеседнику. Тот счастливо улыбался и протягивал ладонь горсточкой, ожидая, видимо, что туда положат денег.
– Андерс. Пожалуйста. Уйди.
– А десять золотых?
– Зачем они тебе глубокой ночью? И почему ты… э… стоишь в моем кабинете в одном нижнем белье?
Андерс смущенно отвел взгляд.
– Ну мы просто… мы это… мы с Огреном поспорили, и я проиграл. Он сказал, что не отдаст мою мантию, если я не заплачу ему десять золотых, а их у меня нет, потому что вчера мы с Сигрун…
– Стоп. У меня нет ни малейшего желания это слушать. Походи без мантии, подумай о своем поведении и больше с Огреном пить не садись. Дверь прямо за твоей спиной.
Амелл вернулся к книге. Если бы удалось сократить хотя бы расходы на торговлю… выкинуть бы эту книгу к демонам, и торговцев тоже, да вообще он сейчас был готов заключить сделку с демоном, лишь бы появились деньги…
Ах да, это должен быть демон желания. Соблазнительный демон желания, скудно одетый и очень, очень, очень горячий. В конце концов, он молодой здоровый мужчина, и у него есть потребности, которым демон желания прекрасно соответствует...
Кровать отчетливо скрипнула, и прекрасное видение растаяло. Амелл раздраженно обернулся и обнаружил, что Андерс никуда не ушел, а устраивается в его постели, накрутив на себя одеяло.
– Что это значит?
– У тебя холодно, и я замерз. Ты же не возражаешь?
Амелл возражал. Очень. Но отбирать одеяло силой было как-то глупо, и к тому же он еще не решил, что делать с недоучтенным бюджетом. И хотел спать. И еще выкинуть Андерса в окошко, потому что Андерс, зараза, ходил и пил с Огреном, кокетничал с чокнутой эльфийкой, радостно возился с детишками ближних деревень, а Амеллу было некогда. Даже в свободное время непременно находился кто-нибудь, кто срочно требовал амеллова внимания.
– Почему ты ко мне-то пошел? – безнадежно спросил он, уже понимая, что ни в какое окошко Андерса не выкинет.
– Ну не к Справедливости же! – жизнерадостно отозвались с кровати. – Он не поймет и не выслушает. А ты поймешь. Потому что ты классный.
– Хорошо. Подожди, я закончу и дам тебе два золотых. Огрену передашь, что я велел отдать твою мантию и запретил ему любые пари.
– Угу.
Андерс вел себя тихо и даже прилично, не пытался заговорить, не мешал, даже перестал ерзать по скрипящим доскам походной койки и страшно отвлекать. Амелл наконец-то смог сосредоточиться на деле и даже решил, что если снизить налоги на крестьян и начать брать натурой, то немного разрешится проблема с продовольствием, и жизнь стала казаться чуть менее ужасной.
Взошла луна; Амелл потер глаза и отложил свои расчеты. Все, хватит, решил он, пора ложиться, а утром на свежую голову продолжить. А сейчас спать…
Кровать была занята вся. Андерс, оказывается, успел заснуть, свернувшись клубочком, потому, видно, и молчал против обыкновения. Амелл потянулся потрясти его, разбудить и выставить, но в ответ на прикосновение Андерс что-то неразборчиво мурлыкнул и подвинулся, не просыпаясь. Выгонять его разом сделалось жалко. Спящий зубами к стенке Андерс был куда более милым, чем Андерс, который трещит без умолку и способен вывести из себя даже каменно спокойного Справедливость. Ну и свободное место еще оставалось.
Утром Амелла разбудило шуршание. Он нехотя открыл глаза, приподнялся на локте и увидел Андерса, который невозмутимо рылся в сундуке. Не успел Амелл возмутиться, как Андерс извлек на свет нарядную темно-синюю мантию, приложил к себе, повертелся перед окном, пытаясь уловить отражение, и, очевидно удовлетворившись увиденным, принялся ее надевать.
Мантия предназначалась для торжественных случаев и вообще-то на Андерсе несколько висела – Амелл был выше и шире в плечах. Но смотрелась и правда неплохо. На этом паршивце все смотрелось неплохо, включая эту его дурацкую тевинтерскую накидку с вороньими перьями.
– Ты собираешься утром у всех на глазах выйти из моей комнаты одетый в мою мантию? Андерс, ты ведь понимаешь, что пойдут слухи, правда?
– А ты предпочитаешь, чтоб я утром у всех на глазах вышел из твоей комнаты голый? Тогда точно пойдут слухи. К тому же я рассчитываю, что из уважения к твоему авторитету Огрен не будет требовать с меня выигрыш и отдаст мантию просто так. Потому что я красивый и обаятельный.
С этими словами – и пока Амелл не успел выбраться из-под одеяла – Андерс поспешно выскочил за дверь. И, видимо, немедленно кого-то там повстречал, потому что до Амелла донеслось приглушенное: «Охренеть».
Если бы сейчас его спросили, что лучше, Андерс или бюджетный план, он выбрал бы бюджетный план. Бюджетный план не скачет по Башне ни голышом, ни в чужих мантиях, не вымогает выигрыши, упирая на несуществующие романы, не лезет заключать дурацкие пари и не заваливается спать в твою кровать без разрешения. Но как ни крути, без Андерса в Башне было бы очень тихо и очень скучно.
Разговор в Казематах
читать дальшеАнонимное донесение полностью подтвердилось. Тайный люк был распахнут, а около него стояли три мага, явно намеревавшиеся туда спрыгнуть. Завидев Орсино, они попятились, но, к счастью, сообразили, что убегать бесполезно.
Трудно было ожидать, что старкхевенцы так легко смирятся. Грейс прямо оскорбляла и храмовников, включая Траска, и самого Орсино – за то, что он ничего не делает, и товарищей по несчастью – за то, что попались, и отсутствующего в Казематах Хоука – за то, что, спасая, не обеспечил едой, оружием и деньгами. Так что неудивительно было, что она решила попробовать еще раз, да к тому же подбила на побег Алена.
– Возвращайтесь. Сейчас и быстро, – усталым голосом сказал Орсино. – Я прослежу, чтоб вас не наказали.
Грейс было окрысилась, но Ален быстро-быстро закивал и потянул ее за собой. Бедолага, он бы и не сбежал, если б храмовники его не трогали. Взять, что ли, себе в помощники, вдруг оставят в покое?
– Зачем вы нас остановили? – спросил третий участник побега. Он так и не тронулся с места, сидя на краю люка.
От этого голубчика, Андерса, неприятностей у Круга было, пожалуй, побольше, чем от всех остальных отступников, вместе взятых. Если б не Хоук и не еще пара факторов, его бы давно изловили и усмирили, а он, похоже, этого совершенно не понимал и не видел. Правда, попадись он на горячем, церемониться не стали бы, а сейчас все к тому и шло.
– Вы не пройдете, вот зачем. На вас донесли, и выход перекрыт.
– Я же прошел.
– Естественно, что вы прошли. Вас собирались ловить на обратном пути. Вы хоть представляете, сколько ваше подполье попортило крови храмовникам и как они мечтают вас приструнить? И что если вы, один из лидеров, попались бы, вам даже на быструю смерть рассчитывать бы не пришлось?
Кажется, бестолкового повстанца наконец-то проняло. Вздрогнул. Уставился на Орсино с подозрением и недоверием.
– Тогда что же вы храмовников не зовете? Все знают, что вы с ними заодно.
– Прекратите нести чушь, вставайте и идите за мной. Если не начнете орать и сюда не сбегутся все Казематы, я вас выведу.
– Вы мне помогаете? Почему?
– Потому что вы маг. Так вы идете или нет?
Что делать с этим идиотом, Орсино решил почти сразу же – выводить обходным путем и спасать. Больше, конечно, тот путь использовать не получится, но если сейчас сюда придут люди Мередит, то без усмирения не обойтись. И тогда, скорее всего, разъяренный Хоук, мстя за приятеля, разнесет Казематы по камешку, и весь или почти весь подопечный Круг погибнет, потому что храмовники в ответном ударе в средствах разбираться не будут.
Андерс шел спокойно, не дергался, выскочить на площадь не пытался. Это было хорошо, потому что Орсино, конечно, надеялся, что ему не придет в голову высовываться в окно и накрывать казармы электрической бурей, но он слишком часто видел, как напуганные маги ведут себя неадекватно.
К счастью, хозяйственные помещения пустовали – в это время шли учения, и все храмовники были либо там, либо на страже на площади, так что будучи Первым Чародеем можно было потихоньку провести хоть отступника, хоть демона гордыни. Если б еще этот конкретный отступник помалкивал, пока спасают, а не вертел головой и не лез с вопросами... Орсино отмалчивался, пока этот зараза не наступил на самую больную мозоль:
– Почему вы сами ничего не делаете?
– А вы не понимаете? – хотя что толку спрашивать, понимал бы, не лез бы с горящими глазами делать глупости. – Вы не видите леса за деревьями, молодой человек, вы не в Круге и не видите, что происходит с нами. Вы помогаете одному, а на остальных давят сильнее. Я сдерживаю Мередит, насколько это возможно. Откройте глаза, в конце концов. У нее – сила и власть, и все, что мы можем, это уходить из-под удара. Я ухожу сам и увожу, кого могу.
– А вы знаете, сколько случаев усмирения было за последний год?
Естественно. Первых Чародеев ставят в известность о каждом случае. И протокол обязывает лично присутствовать. Смотреть, как подопечные теряют себя, свою суть и душу. И сознавать, что это ты где-то ошибся и не уберег.
– Молодой человек, не надо так громко кричать. Если вас здесь увидят, даже я не смогу объяснить храмовникам, что трогать вас не нужно.
– Извините, – кажется, Андерс даже соизволил смутиться. – Но все-таки вы действительно ничего не делаете. Вы же знаете про наше подполье и никак нам не помогаете. Вы все время идете на компромиссы, стараетесь договориться, а с ними договариваться нельзя. Они никогда не дадут нам свободы.
– В данную минуту, молодой человек, я занят тем, что спасаю вас. Вы в этом вашем подполье не последний человек, если не ошибаюсь?
Видимо, Андерс понял, что его аргументы не действуют, потому что наконец-то примолк. Орсино, правда, не понравилось, как пристально он разглядывал и явно запоминал дорогу. Исключительно бестолковый молодой человек. Вместо того, чтоб осознать собственное спасение и радоваться, явно намерен вляпаться еще раз. На мгновение захотелось даже спихнуть его с причала, а Хоуку потом сказать, что сам свалился, потому что страшно уже было подумать, что он еще может предпринять.
Когда-то весь причал Казематов отлично просматривался из окон, но, как водится, скапливались ящики, сломанные лодки, все это добро сдвигалось, насколько возможно, по углам, и в итоге на причале образовались укромные уголки, куда можно было выгрузить какую-нибудь контрабанду: лириум, например, – по ночам можно было наткнуться на ящики, которые к утру исчезали, – или отступника из подполья.
А главное, за хорошую плату лодочники забывали о лишних ящиках и людях.
Лодка сейчас здесь была только одна – старый лодочник вытаращил глаза, увидев Андерса, нахмурился, но промолчал. Зато Андерс ободряюще улыбнулся старику и быстро сказал:
– Все в порядке, Рейнер.
Отлично. Кажется, этого отступника весь Киркволл уже знает, за исключением, может быть, кунари. Ну ладно, хотя бы не утопят по дороге, и то хорошо.
– Довезете в порт и высадите. Только тихо.
– Да нешто я не понимаю? – оскорбился старик. – Это же наш целитель! В лучшем виде доставим, да и до клиники проводим!
– Вот и прекрасно.
Орсино провожал лодку взглядом, пока она не причалила. Потом, конечно, начнутся вопросы – но не в первый раз же. Не страшно, разберется.
Главное, что подполье утихомирится еще ненадолго.
Стражи не живут долго
читать дальшеОни вернулись из Виммарка утром – Варрик, оглядев всю компанию, сказал, что ждет всех вечером в «Висельнике», потому что они преступно давно не собирались всей компанией и не пили и не играли на раздевание. Андерс еще тогда заподозрил неладное, потому что Хоук легко и быстро согласился.
Он пытался вытащить Хоука на разговор всю ту неделю, которую занял путь до Киркволла, но неудачно: вряд ли Хоук стал бы откровенничать при ком-то еще, а в быстром походном марше уединения не особенно найдешь. На привалах же Хоук весь уходил в себя, гладил лезвие меча, будто разговаривая с ним, и в итоге Андерс оставил его в покое. В конце концов, кое-что лучше всего переживать наедине.
Но они вернулись, а Хоук так и не пришел в себя.
Разумеется, в «Висельник» Хоук не явился. Андерс просидел весь вечер над единственной кружкой, в которой плескалось дешевое теплое пиво, краем уха слушал, как Варрик пересказывает их приключения, и в конце концов встал и потихоньку ушел. Никто, кажется, и не заметил, зато теперь Варрик сможет не стесняясь рассказать еще и про Зов.
Его передернуло. Неделя прошла, а этот голос до сих пор как наяву. Даже Справедливость не смог тогда помочь справиться.
Дома было темно и тихо. Камин в их комнате не горел, только угольки мерцали, а Хоук застыл у распахнутого настежь окна, подставившись прохладному ночному воздуху. Занавески чуть заметно шевелились на ветру, ткань шелестела, и это неприятно напоминало шепот далекого Зова.
Андерс решительно захлопнул окно. Хоук вздрогнул, явно только что осознав, что он тут не один.
– Андерс? Ты чего не со всеми?
– Слишком шумно. Ты-то сам почему не пошел?
– Не хочу. Иди сюда.
Хоук потянул было Андерса к себе – он всегда так делал, когда хотел уйти от разговора, и обычно это срабатывало, – но Андерс вывернулся, сбрасывая его руки, и отодвинулся.
– Радость моя, ты же не этого хочешь. Что с тобой? Ты так и не можешь принять, что твой отец был магом крови? Но он использовал ее во благо и ради своей семьи.
– Да не в этом дело, Андерс, магия крови тут вообще ни при чем! Он сделал все, чтобы мы были в безопасности и счастливы, а я – не смог. Я был там, когда они умирали, и вообще ничего не сделал, понимаешь ты?
– Ты же сам знаешь, что это неправда. Скажи, что случилось?
Хоук молчал. На Андерса он не смотрел, пристально изучая луну за окном, как будто в жизни ее раньше не видел, и тогда Андерс сам подошел ближе, накрыл его ладонь своей и сразу же ощутил чуть заметное ответное пожатие.
– Дело в тебе.
– Что?..
Хотя чего он ожидал – что никто не испугается, не насторожится, увидев, как влияет Зов на отравленных скверной?
– Андерс, все мои близкие погибли. Я ничего не смог сделать. Теперь я увидел, что будет с тобой. И снова ничего не смогу сделать. Сколько тебе осталось лет – десять?
Хоук почти сорвался на крик.
– Не знаю. Лет пятнадцать, должно быть. Успокойся, ладно?
Это было бы даже смешно, если б не было так грустно. Они шесть лет знакомы, из них три года вместе, а Андерс все еще удивлялся, как можно быть – таким. Не пугаться одержимости, спокойно и доброжелательно относиться к Справедливости, не разозлиться даже, когда Андерс под действием Зова набросился на них. И так выйти из себя, осознав и без того всем известный факт – Стражи не живут долго.
– Но эти годы пройдут. И с тобой будет то же, что с Лариусом.
– Или не будет. Возможно, Справедливость как-то повлияет на воздействие скверны. А может, наше подполье завтра накроют, меня поймают и усмирят и в таком виде сдадут тебе. Честно говоря, я даже не особенно надеюсь столько прожить.
– Не надо так, пожалуйста.
– Не буду. Прости, я уже... привык, что ли. Я с этим семь лет живу и семь лет знаю, что умру вот так. Это тяжело понять, если ты не Страж, Хоук, и я понимаю, почему ты не в себе, но у тебя тоже будет время привыкнуть. И вообще, пойдем-ка к ребятам, они там всю ночь сидеть будут и обрадуются, если мы придем.
Хоук сжал его руку.
– Прости. Мы действительно не знаем, как и что будет завтра... И все-таки, иди ко мне. Пятнадцать лет, не пятнадцать, я ни мгновения не хочу терять.
...ну и ладно, подумал Андерс, так даже лучше.
Потому что осталось не пятнадцать лет, а взрывчатка в церковь уже заложена.
Похождения в замке Эн
читать дальшеЛеопольд в очередной раз зарычал, и юные орлейцы отпрянули от клетки. Фенрис наоборот подошел ближе, чуть ли не руку в клетку просовывая, чтоб получше разглядеть зверюгу.
– Если он тебе что-нибудь откусит, назад приделывать не буду, – сообщил ему Андерс. Просто так, на всякий случай. Хотя представлять, как здоровенный виверн откусывает Фенрису что-нибудь ценное, было местами даже приятно.
– Да я тебе и не позволю к себе прикасаться, – фыркнул Фенрис в ответ. – Что, думаешь мне так нравится тут с тобой торчать?
– Вот и пошел бы тогда бродить с Таллис. И всем было бы хорошо, ты избавлен от моей отвратительной компании, а я наедине с Хоуком.
Фенрис изволил повернуться лицом, а не тем, чем стоял к Андерсу раньше, и сообщил:
– Лучше уж ты, чем Таллис. Я всего лишь хотел избавиться от ее общества. Кроме того, если б Хоук водил тебя под ручку по всему приему, пошли бы ужасные слухи.
– Фенрис, они уже пошли. Мы с Хоуком три года вместе живем, причем открыто.
– Но нельзя же так на орлейском светском приеме.
– Тоже мне, великий знаток правил приличия. Теперь Хоук по твоей милости таскается здесь с этой Таллис, а я таскаюсь с тобой. Замечательно. Просто отлично. Ты как хочешь, а я пошел к сырной тарелке, в ней и то больше оптимизма, чем в тебе.
Насчет сырной тарелки и оптимизма Андерс, конечно, погорячился. Понял он это, к сожалению, слишком поздно: бурчащий Фенрис остался где-то позади, покрытый изысканной плесенью сыр выглядел не аристократично, а так, будто его забыли в подвале в сырости, а потом вынесли гостям в надежде, что не заметят и съедят; вдобавок сыночек герцога начал посматривать на Андерса как-то нехорошо. Скажем прямо, весьма заинтересованно посматривать: такие взгляды Андерс отлично умел распознавать, и за ними обычно следовало предложение уединиться в укромном уголке. Волновало в данном случае не столько то, что пристанет и что Хоук узнает и расстроится, сколько дипломатический скандал, который может случиться, если де Монфору-младшему оторвут голову в порыве ревности. Хотя вдруг еще повезет…
Не повезло. Решительный юноша направился прямо к Андерсу, и удирать было поздно.
– Вы ведь друг сударя Хоука? – спросил он с сильным акцентом.
– Да. Кстати, вы его не видели?
Взгляд младшего де Монфора мечтательно затуманился. Кажется, его интересовали все мало-мальски симпатичные мужчины. И нет бы с таким отношением пойти к Фенрису приставать.
– Не видел последние полчаса. Не желаете ли прогуляться по замку?
Андерс хотел было вежливо закончить разговор, но сообразил, что именно в замок им и надо. Младший де Монфор, конечно, не прогулку имеет в виду, но оставшись с ним наедине, можно будет удрать и найти способ впустить остальных.
– Да. Да, конечно. С удовольствием.
Де Монфор улыбнулся и приглашающе повел рукой в сторону ближайшей двери. Полез в карман – соблазнительная улыбка с его лица мигом слезла.
– Э… простите, я, кажется, потерял ключ. Ничего, если я проведу вас через подвалы?
– Нет-нет, ничего страшного.
Оставалось только надеяться, что де Монфор не любит развлекаться с тем, что там можно найти в подвалах – с цепями, кандалами и всем таким. А то Андерс, конечно, был бы не против попробовать и даже собирался половчее донести эту светлую мысль до Хоука, но вот посторонние герцогские сыночки его совсем не вдохновляли.
Щебеча что-то о том, какие ферелденцы красивые, младший де Монфор отвел Андерса подальше, к столам, забрался под один из них, пыхтя, сдвинул плиту и открыл проход вниз. К счастью, высшее общество было уже достаточно нетрезво, чтоб не обратить на них никакого внимания – кто-то что-то плел насчет чьих-то панталон, кто-то клялся в любви сырной тарелке, кто-то швырнул в фонтан монетку-каприз, а угодил приятелю в лоб, и приятель намеревался дать сдачи… Неудивительно, что Хоук не любил высшее общество и домой оное старался не приглашать.
Подвальный тайный ход был сырой и темный, хотя и чуть приятнее Клоаки. Андерс осторожно спустился, мысленно пообещав себе, что если у него будет собственный замок, он никогда не заведет тайный ход под столом, и почти тут же его притиснули к стене, схватив за руки. Видно, де Монфор подозревал, что Андерс в процессе может и передумать.
Выход в таких ситуациях был очень простой: пнуть излишне ретивого поклонника по самому дорогому и удрать, но сейчас хорошо было бы дать Фенрису немного времени, чтоб догнать. И сообразить, что вообще надо догонять, пока де Монфор тут не перешел все возможные границы.
«МЫ МОЖЕМ ОТОРВАТЬ ЕМУ ГОЛОВУ, – предложил Справедливость. – МНЕ ТОЖЕ НЕ ОЧЕНЬ НРАВИТСЯ, КАК ОН ЦЕЛУЕТСЯ».
«Давай погодим с отрыванием голов, я совершенно не хочу сейчас думать, куда деть труп. Но мне он совсем не нравится».
Между тем де Монфор решил. Что пора переходить к делу, и полез Андерсу под мантию. Прошипел что-то сквозь зубы, запутавшись в застежках – неудивительно, Хоук первое время и трезвый-то в них путался, а этот голубчик был совсем уже навеселе. Андерс попытался высвободиться – но с хватательными инстинктами, к сожалению, у де Монфора все так и осталось в порядке. Он мигом прижал Андерса обратно, попутно приложив об острый выступ, и снова полез с поцелуями.
«ДАВАЙ ЕГО ХОТЯ БЫ СТУКНЕМ?»
«Хорошо, как только он нас выпустит».
Однако вмешательства Справедливости не потребовалось. Де Монфор охнул и кулем свалился на пол. Сзади стоял ухмыляющийся Фенрис.
– Пошли. И имей в виду, ты мне должен за спасение твоей чести.
– Какой еще чести? Ты что, думаешь, я бы ему позволил?..
– Да ты уже ему позволил. Мы идем или нет?
Конечно, можно было бы с ним поспорить и объяснить, что де Монфору светила не страсть на холодных камнях, а всего лишь оторванная голова (или сотрясение мозга, это уж как повезло бы), но Андерс решил, что лучше они пойдут тихонечко, чтоб никто не сбежался на крики, а то Фенрис тихо ругаться не умеет.
– Пока ты обжимался с этим придурком, я взял вещи Хоука, – заметил Фенрис. – Так что будет справедливо, если понесешь их ты. Особенно посох. Мне уже надоело его руками трогать.
– Да ведь у меня свой есть. Как, по-твоему, я буду смотреться с двумя посохами?
– Как идиот. Но ты не волнуйся, все равно тут некому на тебя смотреть. Или бери вещи, или я их тут бросаю.
Иногда разговаривать с Фенрисом было невозможно – проще послушаться, чем убеждать и объяснять. Вздохнув, Андерс повесил за спину хоуков посох, сдвинув свой, убедился, что они от такого соседства не сломаются, и перебросил через плечо мантию. Какое счастье, что Хоук маг, а то пришлось бы тащить за собой полный комплект его доспехов, а они, заразы, тяжелые – это Андерс знал на примере храмовничьих. Правда, все равно неудобно было жутко, и Андерс подозревал, что если они наткнутся на агрессивную охрану, разбираться с ней будет Фенрис, потому что пока снимешь чужой посох, отцепишь свой и прицелишься – двадцать раз успеют положить.
Им повезло. Ну, с одной стороны, повезло, потому что на стражников они не наткнулись. А с другой стороны, повезло не очень, потому что никаких лестниц наверх не предвиделось, подвалы были темные и сырые, и Андерс начал нервничать – вот только очередных замкнутых каменных подземелий в его жизни и не хватало. Ладно, подземелья можно было вытерпеть, но если рядом был Хоук, а не Фенрис.
Подвальные лестницы ныряли все глубже и глубже, пару раз им попались камеры – не то чтоб совсем пустые, но их обитатели были давно и безнадежно мертвы. Андерс успел подумать, что было бы неплохо запихать Фенриса в одну такую, а Хоуку сказать, что бестолковый эльф потерялся, но он решил, что это негуманно. К тому же без Фенриса будет скучно, а Справедливость считает, что его необходимо убедить участвовать в освободительном движении – боец-то хороший. Фенрис, не подозревая, какой участи только что миновал, знай себе бодро шагал вперед – конечно, ему не приходилось тащить дополнительные вещи.
К тому моменту, когда им навстречу выбежали Хоук с Таллис, Андерс уже практически передумал насчет запирания Фенриса в камере и даже начал подумывать, что этому гребаному замку пойдет на пользу немного селитры, драконьего камня и сырого лириума в крупном порошке. Ни Хоук, ни Таллис, кажется, не пострадали; правда, , вид у Хоука был измученный, но это у кого угодно такой будет, если посидеть пару часов наедине с эльфийской девицей и ее непомерным самомнением.
Самое время аккуратно завести с Хоуком разговор о том, что с кандалами можно сделать в спальне, раз уж подвернулся такой удобный случай.
А Фенрис и эта Таллис пусть слушают. И завидуют.
@темы: ДА