На заявку, "Если на его месте окажусь я – поступи так же"
читать дальшеЕсли ты не маг, тебе этого не понять. Можно только представить, каково это – потерять свою суть, потерять Тень и потеряться самому. Перестать чувствовать.
Ни Авелин, ни Варрик так и не поняли. К счастью, сомнений своих вслух никто из них не высказал, но убийство Карла они не одобрили.
Хоук понял сразу. И сказал то единственное, что нужно и возможно было: "Сделай, как он просит".
Они проводили Андерса до лечебницы; карты до сих пор оставались у него, и лучше было его безопасность подстраховать. Оно, конечно, то, что Андерс проделал в церкви, указывало, что он и сам прекрасно способен о себе позаботиться, но кто ж знает, как он будет держаться после того, как пришлось убить друга, которого собирался спасти.
Держался он неплохо. На ходу наводя в лечебнице порядок, рассказал о духе Справедливости. О том, как дух изменился, разделив с ним тело, – технически это можно было назвать одержимостью, хотя разница была видна невоооруженным глазом: одержимые выглядят соответствующе, а у этого Андерса вид был привлекательный и измученный.
– Тебе ведь уже приходилось вот так кого-то терять?
– Да, – коротко ответил Андерс. – Видишь ли, у отступников и беглых Стражей жизнь не очень-то спокойная. Вечно что-нибудь случается. Да ты и сам ведь отступник.
Хоук промолчал. С гибели Бетани прошел год, а они так и не привыкли, что ее больше нет.
– Тебя ведь не отдали в Круг родители?
– Да. Отец сам был отступником. А ты был в Круге?
– Был. И знаешь, на усмиренных я на всю жизнь вперед насмотрелся. Это страшнее даже одержимости. Одержимого просто не существует, понимаешь, он, считай, мертв. А усмиренный – не-жив.
Перед внутренним взором снова и снова вставала картина: печать усмиренного, пустые безмысленные глаза и лишенный эмоций голос.
– Послушай... Андерс, я понимаю, что мы едва знакомы, но можно тебя попросить? Если на его месте окажусь я – поступи так же.
Андерс не стал переспрашивать, уточнять, почему бы Хоуку не попросить своих приятелей или братца. Видно, сразу понял то, о чем Хоук вслух не сказал: понять, что такое усмирение, может только маг. И только маг не станет колебаться, избавляя пустую оболочку от видимости жизни.
– Хорошо, Хоук. Но ты лучше не попадайся храмовникам. О лютнях и музыке
читать дальшеВыходов из ситуации Хоук видел ровно два. Первый – сжечь лютню в камине и сказать, что она потерялась. Второй – разломать и сказать, что это собака сжевала.
А проблема с выходами была одна и та же: Хоук прекрасно понимал, что Андерс ему не поверит.
Лютню ему подарил заезжий торговец, спасенный от ужасной болезни деликатного свойства. Андерс целый вечер не вспоминал о манифестах (их, позабытые, действительно сжевала собака, но это уже другая история), обнимал лютню с восторженно горящими глазами (к счастью, всего лишь метафорически горящими) и рассказывал, как они с Карлом нашли в хранилище старую лютню в куче хлама, и Карл учил его музицировать.
То ли та лютня из хранилища была проклята и навеки поразила Андерса отсутствием музыкального слуха, то ли Карл был хреновым учителем, но играть Андерс не умел. Вообще. Петь тоже.
Первые пару дней Хоук не волновался: он верил, что Справедливости не понравится такое бесполезное времяпрепровождение, и он напомнит Андерсу о манифестах, угнетенных магах и других важных делах.
Как бы не так. Справедливость вытащил из памяти Андерса какие-то исторические книги, тщательно все обдумал и решил, что они будут сочинять революционные песни, вдохновляющие магов на борьбу. Ну, в чем-то они действительно вдохновляли: лично Хоук на что угодно пошел бы, лишь бы певец заткнулся.
– Радость моя, – сказал ему Андерс в ответ на робкие намеки перестать, – ты ничего не понимаешь в музыке.
– И ОТВЛЕКАЕШЬ НАС ОТ РЕВОЛЮЦИОННОЙ БОРЬБЫ, – добавил Справедливость, не дав Хоуку и рта раскрыть.
Хоук был готов уже лезть на стенку от отчаяния, когда ежевечерний кошмар прекратился. Лютня мирно стояла у камина, жалобно потренькивая, когда кто-то проходил мимо и задевал ее, а Андерс вернулся к своим бумажкам и запискам. А отвлечь его вечерами от писанины и привлечь к делам более приятным и душевным было куда проще, чем отобрать лютню. Например, как-нибудь так...
– Не почитаешь мне, что ты придумал?
Это работало почти всегда. Главное, чтоб Справедливость зазевался.
Но не в этот раз.
– Нет, потому что это не манифест.
– А что тогда?
– Вообще-то это должен был быть сюрприз... ладно. Скажу. Ты же знаешь, Варрик сочиняет и рассказывает про тебя истории...
– Ага, – сказал Хоук. У него появилось плохое предчувствие. – Рассказывает. И?
– И сочиняет стихи.
Это было уже что-то новенькое.
– Неужели?
– И мы решили добавить еще и положить их на музыку. Это будет цикл героических баллад. И я их все тебе спою. Хоук, ты рад? Хоук?! После рассвета
читать дальшеНад Киркволлом занимался рассвет. Город горел; отсюда, с одного из изгибов Рваного берега легко было угадать, где что: огромный столб дыма поднимался с того места, где несколько часов назад стояла церковь, другой, поменьше, с площади перед Казематами, где сегодня вволю погуляла огненная магия. Но даже в задымленном небе, где звезды затерялись в зареве пожара, видно было, что небо на востоке уже почти совсем светлое.
Сутки назад у них начинался бы новый день. Что будет сейчас, они не знали.
Варрик поглаживал Бьянку по полированному боку, как котенка, вполглаза приглядывал за остальными и за дорогой. Фенрис наскоро, пучком травы, отчищал меч от крови, готовый в любую секунду вскочить и отразить нападение. Мерриль, закутанная в куртку Андерса, беззвучно шевелила губами – то ли молилась, то ли разговаривала сама с собой. Сам Андерс сидел на краю обрыва, чуть в стороне от других, и смотрел на Киркволл. Чуть раньше он вертел в руках искрящий посох, но посох у него забрали – Фенрис сказал, на всякий случай.
А Хоук ушел «на пять минут поразведать обстановку» три часа назад и до сих пор не вернулся.
Звезды таяли и гасли. В сыром утреннем воздухе все звуки слышны особенно хорошо; даже сюда доносились крики. Наверное, там, в городе, вылезли мародеры, и городская стража сейчас из последних сил старается удержать хаос. Поздно, конечно, все, что могло случиться, уже случилось.
– Иди к костру, – позвал Фенрис.
Андерс не ответил. Кто-то там, сзади, прошептал Фенрису: «Отстань от него», Фенрис в долгу не остался, и завязалась перепалка.
Жаль все-таки будет с ними со всеми расстаться. Даже с обоими эльфами, с которыми ни один разговор мирно не проходил.
Солнце взошло и начало медленно всползать по небу. Костер затушили. Мерриль сбегала поискать родник и вернулась с полной фляжкой чистой воды; в городе все ее чутье исчезало с концами, но на природе она отлично ориентировалась. Бухта под солнцем блестела до рези в глазах, но смотреть на воду было проще, чем на город или на то, как Варрик, Мерриль и Фенрис что-то тихо и горячо обсуждают.
Пожары, кажется, стихали. Если город стоит на воде, бороться с огнем проще, чем если он посреди засушливой равнины.
– Мы уходим, – сказал Варрик, подходя поближе и усаживаясь на траву. – Я возвращаюсь в город, а Мерриль поведет Фенриса в свой клан.
– А Хоук?
– Слушай, Блондинчик... мы все знаем, что вернется он – если вернется – к тебе. Не к нам, не просто так, а к тебе. Ты, может, не заметил, но он тебя простил. Еще тогда, в Казематах. А у нас тут дом, мы бы хотели остаться. Понимаешь?
Андерс кивнул. Ему было, в общем-то, все равно; хотят – пусть уходят. Может, на их месте он бы тоже ушел – чтоб не оставаться рядом с тем, кто обманул доверие и предал.
Те немногие маги, кто успел сбежать из Киркволла, уже через несколько дней расскажут о случившемся подполью в соседних городах.
– Дождись Хоука, – сказала Мерриль. – Он жив, я знаю.
Фенрис молча хлопнул его по плечу.
Вставать и провожать их Андерс не стал. Если Хоук не вернется к завтрашнему утру, смысла оставаться здесь не будет. Зато надо будет что-то решать – как теперь быть и что делать со своей жизнью.
День уже клонился к вечеру, когда Хоук вернулся. Из-за его плеча выглядывали трое перепуганных подростков в изорванных мантиях, а на шее, ухватившись за уши, восседала девчушка лет трех.
– Сворачиваемся, – скомандовал Хоук, не тратя времени на объяснения. – Слежку мы сбросили, но уходить надо быстро. Варрика я перехватил, он мне все рассказал. И, Андерс, возьми девочку, я понятия не имею, что с ней, такой мелкой, делать.
– Это хоть кто?
– Это все, кто выжил и не успел сбежать. Я их нашел, собрал и вывел из города. Так что теперь, видимо, это твой собственный Круг. Куда ты собирался отправиться?
– Я... – Андерс замолчал.
За этой ночью ничего не было. Не должно было случиться. Не могло. Он знал, что Круги поднимутся, что мира не будет, что этот взрыв сорвет лавину и мир прежним уже не будет. Но о том, что он переживет эту ночь, Андерс даже не думал. Не храмовники, так разъяренные горожане, не горожане, так свои же – маги или Хоук, не ждавший удара в спину.
А что делать с собой теперь, он не знал.
– Так я и думал, – кивнул Хоук. – Опять все я решаю, да?
Он снял с себя малышку и буквально силой впихнул ее в руки Андерсу. Она не особенно возражала – наверное, после пережитой ночи решила на всякий случай ничему не удивляться. Только обхватила его за шею и вцепилась покрепче.
– Значит, так. Твою физиономию, радость моя, скоро каждый первый будет узнавать, храмовники уж постараются, так что на корабль мы не сядем. Разве что тевинтерский...
– Нет.
– Уже хорошо. Значит, Тевинтер отпадает, отлично. Поедем в Ферелден перехватывать восстание там?
– В Ферелден? Да, долго, конечно, но лучше уж именно... Погоди, ты что, хочешь вместе?!
– Знаешь, я очень сильно на тебя злюсь, Андерс, и я думал, что ты мне доверяешь несколько больше. Но это не значит, что я отпущу тебя куда-то одного. К тому же, нам надо еще вытащить всю эту компанию, – он кивнул на спасенных магов. – Договоримся с контрабандистами, доберемся до Ферелдена, а там что-нибудь придумаем. Ну что, пошли? Про сверхзаботливого Хоука
читать дальше– Радость моя, – вздохнул Андерс, – в пятый раз тебе говорю: не надо меня провожать. Когда я с тобой, нас заметно в два раза больше, понимаешь? Меня не трогают. Я три года прятался от храмовников, и ничего, никто меня не поймал. И не поймают, прятаться я умею.
Хоук притянул его к себе, опрокидывая в кровать.
– Пожалуйста, дослушай, ладно? Я не хочу допускать даже самой маленькой вероятности, чтоб с тобой что-то случилось. Я не хочу тебя потерять.
– И не потеряешь. Ты не Круг, я от тебя не убегу.
Андерс мягко, но настойчиво высвободился из его объятий и принялся собираться. Хоук наблюдал за ним, мысленно подбирая слова; ясно было, что он уперся и его не переубедить, но Хоуку очень хотелось объяснить так, чтоб он понял. Это ведь важно, по-настоящему важно, важнее его дурацких манифестов.
– До вечера, радость моя.
Поцеловав Хоука на прощание, он умчался в свою лечебницу.
Этот спор в последнюю неделю – с того дня, как они с Андерсом наконец-то объяснились и Андерс переехал в имение Хоуков – случался каждое утро. Андерс не желал ни слушать, ни слышать, что в одиночку магу ходить по городу глупо, что тут, в Верхнем городе, полным-полно храмовничьих патрулей, что если будет приказ – храмовники его схватят, и не стоит лишний раз их дразнить. Больше всего Хоука тревожило, что неофициально, видимо, Мередит все-таки оставила распоряжение не трогать хоуковых друзей, но вот фанатики вроде покойного сэра Алрика всегда могли найтись.
Кроме того, Хоук вовсе не был уверен, что когда Андерс уходит в лечебницу, он там весь день и остается. Если бы удалось вытрясти из него разрешение встречать и провожать, можно было бы хотя бы убедиться, что с ним все хорошо, а когда вечерами возвращаешься пораньше – знать, что дома тебя ждут.
И ему совсем не хотелось думать, чем это Андерс занимается помимо лечебницы. Во всяком случае, три дня назад он взял несколько склянок с лириумным зельем и ядами и отказался объяснять, зачем. Не крыс же травить... Крысы в Клоаке давно ко всему привычные. И позавчера, когда Андерс вернулся очень поздно, когда Хоук уже почти решился побросать все дела и пойти в ночь искать его, – пришел мрачный, рухнул в постель не раздеваясь и на все расспросы отвечал: «Оставь меня, пожалуйста». А вчера прошел слух, что при попытке побега поймали нескольких магов. Усмирили.
Сегодня Андерс вернулся вовремя, но такой злой, что при виде него Сэндал шарахнулся в угол. По одежде и волосам пробегали синие искорки, еще чуть-чуть – и придет Справедливость.
– Хоук, скажи, пожалуйста, зачем ты это сделал?
– Сделал что?
– Хочешь сказать, это не ты нанял каких-то эльфов проследить за мной от лечебницы до дома?
Хоук опустился в кресло. Еще и какие-то эльфы. Хорошо, если это ребята Варрика, которые плохо замаскировались... но если так, чтоб ему послать кого поопытнее! А если нет?
– Это не я. Я тебя эльфам не доверил бы. Разве что Фенрису и Мерриль. Ну теперь ты видишь, что мне лучше тебя подстраховать?
– Нет, не вижу. Объясни мне, в конце-то концов, что тебе так уперлось? Я Глубинные тропы прошел, если помнишь, сражался с порождениями тьмы и семь раз сбежал из Круга. И один раз от Стражей. И еще два... ну неважно. Я могу сам себя защитить.
– Андерс, я боюсь тебя потерять. Понимаешь? Я потерял семью. Все мои родные люди погибли. А я ничего не смог сделать. Ты... Ты тоже моя семья. Ты мой самый родной человек. Я не могу позволить себе потерять тебя. Понимаешь теперь?
Андерс отвел взгляд.
– Понимаю. Прости, что не понял раньше. И если для тебя это правда так важно – провожай, конечно. И в лечебнице мне твоя помощь, если честно, совсем не помешает.
– Просить тебя бросить подполье, я так понимаю, бесполезно?
– Совершенно бесполезно. Правда, ты можешь присоединиться, перестать выкидывать мои манифесты, кормить ими собаку...
– Это не я, это Сэндал.
– Да? Ну ладно. Так вот, ты мог бы оставить мои манифесты в покое и лучше помочь мне выводить людей за город, таскать им туда припасы, отводить храмовников по ложному следу – ну и все такое.
Хоук с ужасом понял, что ночной Киркволл – далеко не худшее из зол, на которое Андерс усиленно нарывается. И перестать беспокоиться за него будет совершенно невозможно, потому что его не переделать – он все равно будет действовать так, как считает нужным и правильным, будет рисковать и подставляться. А значит, придется привыкать к страху потерять. И вставать рядом, если нужно.
– Хорошо. Только не вздумай попадаться храмовникам.
– Не вздумаю. Обещаю, что если надумаю сделать что-то такое, за что меня не то что усмирят, а публично казнят, я сначала предупрежу тебя. Договорились? Про Хоука и оригинальные способы ухаживания
читать дальше– ...и я решил принести тебе голову Мередит. Куда ее лучше положить?
– Положи у дверей, я потом...
До Андерса, наконец, дошло, что именно он сейчас услышал. Выронив пучок трав, который он аккуратно разбирал на листочки для припарок, Андерс стремительно развернулся и увидел абсолютно счастливого и довольного Хоука. Тот сиял, как начищенные доспехи Авелин, и протягивал довольно-таки грязный мешок.
– Хоук, положи, пожалуйста, это на пол и скажи мне, что ты сделал?
– Помнишь, когда мы только познакомились, я хотел попросить у тебя карты Глубинных троп и был согласен на них за что угодно? А ты тогда сказал: «А если я попрошу голову Мередит?» – ну и я решил, ты же, наверное, все еще очень ее хочешь? Ну и вот.
По правде говоря, Андерс совершенно не помнил, что он тогда нес. Нужно было вытаскивать Карла, а Хоук, тогда еще подозрительный почти-незнакомец, плел что-то про привлекательный измученный вид и экспедицию, которая решила залезть туда, откуда все нормальные люди обычно хотят вылезти.
«ОН ПРИНЕС НАМ ГОЛОВУ МЕРЕДИТ», – подсказал Справедливость.
Хоук взял мешок за уголки, встряхнул, и на пол выкатилась голова. Бронзовая, отполированная и несколько подплавленная в районе шеи.
– Я отколол ее от памятника. Ну что, нравится?
– Эээ, да. Спасибо. Поставь ее в угол, пожалуйста. И извини, я очень занят, ты не мог бы зайти попозже?
Лечить тело Андерс всегда умел очень хорошо. А вот лечить больную голову... То ли Хоук слишком долго общался с Мерриль, то ли сам по себе сошел с ума.
Когда он закрывал за собой дверь, глаза у него почему-то были очень печальные. Видно, и правда спятил.
На следующее утро, стоило Андерсу открыть лечебницу, как Хоук снова стоял у порога с радостной надеждой во взоре.
– Я тут подумал... Андерс, ты все время торчишь здесь, в Клоаке. Может, выберемся на свежий воздух, на природу?
– Доброе утро, Хоук. Если так подумать, я не против. Мне все равно надо прогуляться по Рваному берегу за кое-какими травками, и мы могли бы пойти вместе.
– Вообще-то я хотел позвать тебя в Костяную Яму. Если ты не против, конечно.
У Андерса появилось смутное ощущение, что до него пытаются донести какую-то мысль. Вообще-то Хоук обычно просил обо всем прямо, но раз ему вздумалось поиграть в конспирацию...
– Ну хорошо. Пойдем к твоим шахтам, там тоже много травок растет.
По правде говоря, это место Андерсу совсем не нравилось. Слишком уж многие люди там погибли, и это чувствовалось – как будто идешь по полю битвы. И слишком уж мрачно там было по сравнению с тем же Рваным берегом.
Правда, Хоук повел его не к самим шахтам, а куда-то вниз, к самой воде. Купаться Андерс, к слову, здесь тоже не рискнул бы, в отличие от все того же Рваного берега. Он уже начал потихоньку злиться, что куда-то пошел с Хоуком, и удивляться, почему это Хоук больше никого не позвал, но тут они обогнули скалу, и Андерс увидел дракона.
Дракон был дохлый, в некоторых местах обгорелый, в некоторых местах истыканный острым предметом. Лежал он там сравнительно недавно, потому что подпортиться под теплым киркволльским солнышком еще не успел.
– Вот, хотел тебе показать. Вроде как в драконе много полезных веществ?
Полезные вещества в драконе содержались. В печени, например. О чем Андерс и сообщил Хоуку.
– То есть спасибо, конечно, что привел и показал, но я до его внутренностей не доберусь, уж прости. Чешуя слишком крепкая.
Хоук насупился, как малыш, у которого перед носом помахали яркой погремушкой, а потом отобрали. Посмотрел на дракона. На Андерса. Снова на дракона.
– А что мне будет, если я ее тебе достану?
– В смысле – что будет? Что хочешь.
– Слово?
– Слово, – удивленно ответил Андерс, по-прежнему недоумевая, чего Хоук пытается добиться.
Весь вечер они со Справедливостью провели за справочниками, из хоуковой же библиотеки и позаимствованными. Но увы, везде рассматривались способы остановить одержимого, утихомирить опасного сумасшедшего, но нигде не рассказывалось, как понять, почему у ранее вменяемых людей вдруг едет крыша.
Наутро Хоук притащил к порогу лечебницы мешок и шмякнул его у дверей, возле головы Мередит.
– Андерс, ты мне обещал?
– Обещал.
Из мешка попахивало так многозначительно, что можно было даже не заглядывать внутрь: Хоук явно провел веселую ночку, раздраконивая дракона на составные части.
– Тогда стой спокойно.
В следующую секунду Андерс осознал, что его самым бесцеремонным образом схватили в охапку и целуют, а дверь, между прочим, открыта, и кто угодно может войти и увидеть, хотя какое это, в конце концов, имеет значение...
– Слушай, Хоук...
– Да?
– Когда в следующий раз надумаешь за мной поухаживать, спроси совета не у Авелин, а у Изабеллы.